— Надо. Но решила не спешить на всякий случай, а то друг не уволят, — ответила я, и грязно выругалась, когда испачкала белый халат томатом.
Алиса бубнить под нос что — то непонятно и выходит из кухни, не забыв попрощаться.
— Где ты была? — нахмурившись спросила Ева, когда она заметила меня.
— Э-э…дома.
— Дома? Тебя Максим Васильевич искал! Он был очень зол, — с опаской предупредила она, когда я проходила мимо нее к своему рабочему месту.
— Жду в своем кабинете, — послышалась голос Макса из селектора. Вроде бы спокойно произнес, но я то знаю, что за этим скрывается страшный гнев.
Невольно моя кожа покрывается мурашками от его голоса. То ли от страха, или же…Стряхиваю голову, отгоняя ненужные мысли.
Достаю из сумки заявление, которую я предварительно подготовила. Набрав в лёгкие воздуха, я вошла в кабинет.
Макс не сразу поднимает голову на встречу. Несколько секунд его взгляд был сосредоточен на прекрасный вид из окна, который давал возможность панорамный окна. Впоследствии он тоже стряхивает голову, будто бы отгоняя ненужные мысли как и я, несколько секунд назад.
— Надеюсь, есть веская причина по которой вы опоздали, — отстраненно произносит он, сощурив небесные глаза.
— Нет.
— Что значит «нет»? — он переводит на меня увиденный взгляд.
— То и значит. Вот, — я делаю шаг вперёд, и кладу на его стол заявление об увольнение. — Подпишите, пожалуйста.
Макс подходит к своему рабочему столу и берет в руки бумагу.
— Можно ли узнать причину? — дочитав, он аккуратно кладет заявление на стол и садиться на свое кресло.
— Мне предложили другую работу, более выгодную для меня, — вру я.
— И чем же они хороши?
Там нет тебя.
— Зарплата более высокая. Я сейчас, мне каждая копейка важна.
Макс устало вздохнул. Он запускает руки в свои волосы и чуть тянет их, сжимая в кулак.
— Хватит врать, — тускло произносит он. — Просто признайся, что ты хочешь уволится чтоб меня не видеть.
— Я знаю, что ты оплатил лечение мамы, — начинаю я, переходя на «ты». — Я бесконечно благодарна за это, и я обещаю что я верну каждую копейку тебе.
— Кареглазка…
— Конечно, вернуть всю сумму сразу я не смогу, но если ты дашь мне время, я…
— Арина… — я и не заметила, как Макс плотно подошёл ко мне. Макс берет мою руку и сжимает его.
— Не надо ничего возвращать. Я сделал это — потому что ты мне дорога. К тому же она твоя мама.
Глаза снова предают меня. С глаз идут ручьи. Черт, в последние дни, я стала реветь из за каждой мелочи.
Нижняя губа чуть подрагивала. Макс охватывает мое лицо руками и стирает мои слезы, медленно переходя на губы. Он большим пальцем проводит по контуру губ, и чуть надавливает на него, заставляя его приоткрыться.
Макс наклоняет голову и целует меня. До мне доходит тогда, когда его язык проникает в рот. Его язык касается моего языка, щекочет нёбо и одновременно поглаживает губы.
Я несмело охватила его за шею. Макс тут же прижал меня к себе ещё ближе и увеличил напор. От его близости по моему телу не переставая бегали мурашки и кружилась голова.
Вниз животы заныло, грудь сдавила от тоски по его близости. Мне было его мало.
Не знаю откуда я взяла сил оттолкнуть его от себя, но я этого сделала.
— Арин…
Я оттолкнув его, сама сделала несколько шагов назад, тяжело дыша.
— Просто подпиши заявление и все. А если не подпишешь, я все равно не буду приходить на работу, и тебе придется меня самим уволить, за не соблюдении правил, — добавила я, перебив его. — А про деньги… Я все равно их верну, не переживай по этому вопросу, — произнесла я, и разворачиваюсь на каблуках чтобы быть подальше от него.
16 — глава
Проходили дни, приближая волнительный день все ближе и ближе.
— Не переживай ты так! Все пройдет хорошо, — уже с утра начала успокаивать меня Алиса.
— Ага…
— Врачи уверяет, что операция пройдет хорошо и у твоей мамы высокие шансы!
— Ага…
— Арина! — крикнула она, возвращая меня с небес.
— Что?
— Знаешь сколько беременных женщин отдали бы, чтобы не чувствовать токсикоз?
— Ну наверно большинство…
— Тебя тошнит раз в неделю — это ещё максимум, но у тебя вкусы очень спецэффектичный.
— Я здесь причем? Все претензии к нему, — я тихонько тыкнула живот указательном пальцем, и одновременно откусывала большой кусок мясного пирога. — М-м-м… — довольно протянула я, закатив глаза от удовольствия.
— Давайте сегодня мы будем кушать то, что и Арина, — предложила Катя, садясь рядом со мной.
— Не думаю что ты согласишься, когда узнаешь, что она хочет.
— А что ты хочешь? — спросила Катя, и они оба повернули головы в мою сторону.
— Ну — у… — я перевела взгляд на часы, которые висели над дверью и задумалась. По своей вечной привычке я провел языком по верхнему ряду зубов и заглянула на них.
— Я хочу рыбу… Запечённую, и с клубничным джемом, — рот сразу же наполнился слюной, стоило только представить.
— Э-э… — они оба затихли, смотря на меня как на идиотку.
— Если все беременные, кушают такую еду, то я не хочу быть беременной — когда выросту, — сморщив свое маленькое личико, произнесла Катя. Мы с Алисой усмехнулись от ее слов.
— Не все беременные такие, просто у некоторых… — Алиса глянула на меня. — Вкус спецэффектичный.
— Так мы будем рыбу с малиновым джемом? — спросила я.
— Да… — сколько же усилии приложила она, чтобы не сморщить лицо.
— Ты как? — спросила я, держа ее руки, которые похолодели от страха.
— Бывало и по лучше, — тускло произносит мама, переводя взгляд на цветы, наблюдая как лепестки тюльпан тянулись на солнце.
— Смотри внимательно. Тюльпаны — это единственные цветы, которые продолжают расти после того, как их срезали. Они тянутся к солнцу, ищут его, открываются ему навстречу. Будь как этот цветок, тянись к жизни, мам.
— Где ты вообще нашла тюльпаны зимой?
— Да наша соседка тетя Зина, занимается высадками домашних условиях.
Мама глянула на меня, а ее глаза были наполнились слезами.
— Эй, ты чего? — я тихонько, нежностью схватила ее за подбородок. — Если я скажу «не переживай», я знаю, что это никак не поможет тебе, и не успокоит. Просто знай, что мы рядом и все.
— Прости меня… — тихо прошептала мама. — Зато что не дала достаточно любви и ласки в детстве…
— Не смей говорит так как будто ты прощаешься! — не выдержав, я чуть повесила тон. Моя нижняя губа подрагивала от злости, от того что она уже теряла надежду, даже ничего не начав…
— Солнышко… — сколько же тепла было в этом слове.
Нас перебивает тихий стук дверь, и мы с мамой переворачиваем головы в сторону шума.
— Пора… — сообщила Лариса нам, затаив дыхание.
Пора…
Вот уже третий час, мы сидим в ожидании перед операционной.
— Вот, поешь, — Алиса протягивает мне еду.
— Я не хочу есть, — кажется, мой голос совсем затих, и был еле слышен.
— Ты ещё ничего не ела, — произносит Лариса, которая сидела рядом со мной. — Сидя здесь, голодая, ты ничем не поможешь ей. Поешь, — говорит она, не отводя взгляда от красной таблички, которая висела над операционной.
— Арина, — зовёт меня Алиса, когда я переворачиваюсь к ней, она глазами указывает на мой живот, говоря «подумай о ребенке»
Черт.
Когда волнительный день приближался, аппетит пропадал. И так уже продолжается несколько дней. А ребенок? Нельзя забывать о нем.
Согласно киваю ей, беря у нее бутерброды и откусываю кусочек. Не чувствуя вкуса, прожевав его, я глотаю и ту же секунду организм выталкивает его обратно.
Быстро встаю с места и рванула в уборную. Избавившись от остатков еды, я ополаскиваю рот холодной водой.
— Дерьмо… — комментирую я, глядя на себя.
Внутренние концы бровей приподняты и сведены к переносице, глаза слегка сужены, а уголки рта опущены. Кожа до ужаса бледная, черные круги под глаза, как у панды.
Умываюсь ледяной водой — лицо, не забыв и про шею. Пытаюсь, привести себя в порядок, но получается так себе.
— Тебя стошнило? — спросила Лариса, когда сажусь на свое место. Между Ларисой и Алисой.
— Да…
— Плохо…
— Ага…
Лариса не отводит свой напряжённый взгляд от операционной. Ее брови приподняты и слегка сведены к переносице, в результате чего горизонтальные морщины в центре лба становятся глубже, чем по краям. Глаза широко открыты, верхнее веко чуть слегка приподняты. Углы рта оттянуты вниз, губы были чуть приоткрыты. Ей было страшно, как и мне.
Через полчаса, которые прошли как в гробу, из операционной выходит медсестра. Мы все одновременно вскакиваем с места.
— Как она?
— Все в порядке?
— Почему так долго?
— Как ее состояние?
— Все прошло успешно?
Мы все втроём окружили ее, задавая вопроса, которые мучали нас все эти четыре часа.
— Извините, дамы, но я не могу ничего сказать, я должна идти, — эти словами она бегом направляется в другой корпус.
Я больше не выдерживаю сиденья на одном месте. Проходит пятнадцать минут, как я бродила туда — сюда, к нам возвращается медсестра, только не одна, а с подкреплением.
Через полчаса к нам выходит сам врач.
— Как она? — мы все одновременно спрашиваем его. Он вытирает свой потные бусинки на лбу одноразовыми салфетками. Захар Дмитриевич, был весь в напряжении.
— Сейчас я не могу ничего сказать, — он резко стягивает маску с лица и судорожно пытается что-то найти в карманах. Наконец, находит свой мобильник и набирает чей — то номер. Три… Четыре… Пять…
— Пришлите Герасимовича, живо! — и отключил мобильник.
Что происходит? У мамы осложнения?
— Что происходит? — за ничего не ответив нам, он обратно надевает маску и заходит в операционную.
— Я читала что операция пересадка сердце проходит примерно 3 — 10 часов. Что все зависит от осложнений, — тихо произнесла Лариса, кусая нижнюю губу.
— И что ты хочешь этим сказать? — спрашивает Алиса за меня.
— Может у маму все плохо и она может…
— Не смей! — повышаю я голос.
— Мы сначала понимали что риск все равно есть!
— Не говори так… — с глаз скатывается слезинка. Мне хочется убежать или спрятаться. Не надо…Я и так потеряла любимых людей. Прошу, пусть у мамы все будет хорошо.
Вся эта напряжённая обстановка, давит на меня, душит.
Не сразу замечаю что творю. В помещении, кажется, закончился весь кислород. Мне было не в чем дышать. Судорожно пытаюсь вздохнуть, но никак не получается.
Принялась дышать, как было написано в книге для беременных. Это помогло только когда я покидаю операционный отдел.
Я потянулась к сумке, но вспомнила, что забыла его. Как же не во время! Неожиданно внутренности опалило нестерпимой болью. Между ног заструилась что — то теплое и липкое. Я со страхом провела рукой по брюкам, мои пальце окрасились кровью. В душе нарастало паника, мне хотелось крикнуть от страха. А боль не переставал настигать.
Я чувствовала, как мои ноги слабеют, как все вокруг плывет и уносит вдаль.
Перед тем, как совсем отключиться, я откуда — то издалека слышала чей — то голос, обрывки фраз.
Помню что он был полон страха, но темнота поглотила меня, прежде чем я поняла кто это…