Это все, что по прошествии долгих лет Леш сможет рассказать детям и, глядя в их смешливые лица, понять, что они не поверили ни единому слову чудака, уверяющего, что он прилетел на Луну не в числе первых. Провожая взглядом реактивные машины и держа в руках чашку синтетического кофе в тефлоновом бокале, Леш сам не поверит этим воспоминаниям, убеждаясь, что лунная болезнь окончательно лишила его разума. Не вспомнит он и о том, чем закончилась эта история.
Весна как всегда припоздала. Явилась неожиданно и вдруг. Только вчера мчали по улицам промозглые злые ветры, поднимая над головами белую колючую пыль, кусали несчастных прохожих, гнали их по домам, и вот вмиг ослабили ледяную хватку, взвились в небеса и исчезли. Дороги растеклись и расквасились, разбежались грязными лужами, в которые хлынуло пристыженное солнце. Запахло студеной водой и переменами. Во дворы высыпали птицы и дети, устроили купания, наладили судоходство. Заблагоухал оттаявший мусор, запели водостоки, под крышами и балконами расплакался ледяной убор. Поднялись каналы, Нева забарабанила свой весенний марш, а когда все стихло, в сквере у памятника Римскому-Корсакову каштаны примерили темно-зеленую вуаль из лопнувших крупных почек. А потом день за днем все теплело и теплело, распускалось и росло, да и стоило торопиться — май перевалил за середину.
В магазинах появились пряники.
Леш еще кашлял после апрельской простуды, и Александра Ильинична угощала его настоянными травами и по-настоящему удивительными историями, взятыми из жизни, а не из книг. Он иногда играл ей, теперь работы в оркестре было мало. Леш поначалу обрадовался такой свободе, много читал, по сотне раз собирал, и довел до совершенства свою коллекцию кларнетов, но покупателей не было, да и продавать было жалко, несмотря на серьезные материальные трудности.
Новости с Луны показывали нечасто, то ли спутники барахлили, то ли трансляция обходилась дорого, то ли уже не было необходимости в рекламе. Жизнь там потихоньку налаживалась, и редкие казусы, случавшиеся с непривычки, уже не так забавляли, как поначалу. Работали, отдыхали, привыкали. В апреле открыли «Луну-Москву», заселяли не так, как «Луну-Питер», а постепенно в порядке желающих, привлекли область, чтоб разбавить рабочим классом интеллигенцию. На телевидении прижились «мосты дружбы», Леш смотрел иногда, надеялся увидеть Димку, но оркестр снимали издалека, в зеленом освещении лунного зала лишь мудро покачивали бородами психологи или кричали раскрашенными ртами корреспондентши…
Поэтому Леш нисколько не удивился, когда в доме, давно погрузившемся во сны, загремела почтовая доставка и, как и в прошлый раз, перепутала язычки, плюхнулась за дверью соседней квартиры. Леш взял стамеску, молоток и в два счета вскрыл ржавый от бесполезности замок. Конверт был не зеленый и не голубой, он был белоснежнее голубки, с печатью Межзвездного оркестра. Леша приглашали на гастроли на Луну, просили заменить Анечку, скоропостижно ушедшую в декрет. Он стоял на чистой лестнице, убранной за зиму как-то постепенно и незаметно, и думал: Интересно, какая у них там акустика?
Не заходя к себе, он направился к Александре Ильиничне. Она почему-то обрадовалась:
— Поезжай! Приедешь, расскажешь! Мне же тоже интересно!
Утром, накануне Дня Города, Леш собрал по футлярам кларнеты, набил кофр пряниками, сунул перчатки в карман, выключил электроприборы, вытер в туалете лужу и вышел на лестничную площадку, укоризненно взглянувшую на него открытыми форточками. Сидящий у батареи Туз, высокомерно зевнул и отвернулся.
— Не из-за чего! — фыркнул Леш, — Приеду!
Он отнес ключ Александре Ильиничне, они присели на дорожку, и спустя два часа, автобус выплюнул растерянного Леша перед сверкающими сводами космопорта «Шестой Океан». Через прозрачные стены здания Леш увидел, что лайнеры именно такие, какими он себе представлял.
— Уважаемые пассажиры! Начинается посадка на утренний рейс N 2 Земля-Луна. Просьба всем отправляющимся, пройти на третий сектор к столу регистраций!
Толкаясь среди хлынувших откуда ни возьмись пассажиров, и, бросая на бегущую ленту контроля кофр, Леш с удовольствием почувствовал щекотливое волнение в горле и подумал, как давно уже не уезжал, тем более так далеко и так надолго…