Вопросы, вопросы, вопросы… А ответов нет! От всех этих бесполезных размышлений начала болеть голова. Пока ещё она ныла слабо, но, если не прекратить над ней измываться, приступ мне был гарантирован. Допустить этого было никак нельзя, место и момент были совсем уж неподходящими, и я твердо отбросила в сторону все сомнения, решив, что обдумать их можно и на досуге. Аккуратно пристроила Петрушку на кровать и собралась покинуть детскую, как вдруг заметила дверь в другую комнату. Внезапно появилось чувство, что мне нужно туда попасть, и я найду ответы на все вопросы. Чувство было таким сильным, что я не колебалась ни минуты.
Если там была детская, то здесь была спальня взрослого человека, причем небольшая и очень скромная. Вид у комнаты был совершенно нежилой. Все прибрано, кровать застелена и ни одна мелочь не указывала на то, что в ней кто-то живет. Только на комоде перед зеркалом сиротливо стоял пузатый флакон с духами. Я подошла, отвинтила пробку, и в ноздри ударил горьковатый, до боли знакомый аромат трав. В тот же миг голова закружилась, в висках запульсировала боль, в глазах потемнело. Чтоб не рухнуть, я ухватилась рукой за край комода и, пытаясь перебороть головокружение, закрыла глаза. Подождав, пока комната перестала вращаться вокруг меня, осторожно вернула духи на место и побрела назад. Покидать в таком состоянии дом было бы безумием. Мало того, что первый приступ отнял все силы, он мог и повториться, причем прямо посреди дороги.
Перед глазами стелилась пелена, пол колыхался и норовил уплыть из под ног, ступни казались налитыми чугуном. Хотелось лечь прямо на ковровую дорожку и затихнуть, но я, цепляясь руками за стены и борясь с подкатывающей к горлу дурнотой, упорно продвигалась вдоль коридора к «своей» комнате. Наконец, добралась до распахнутой двери, сделала над собой последнее усилие, шагнула через порог и замерла.
За то время, что я отсутствовала, комната разительно изменилась. Исчезла светлая с обильной позолотой мебель на изящно-гнутых ножках, не стало зеркал и кровати под серым шелковым покрывалом, вместо всего этого великолепия появился практичный кожаный диван не маркого зеленого цвета и три огромных кресла. По стенам громоздились массивные шкафы с книгами, между ними были развешаны гравюры в строгих рамах. В углу примостился музыкальный центр, около окна стоял длинный письменный стол с компьютером. Все очень солидно, дорого и... мрачновато. Из общей картины выбивалась только гитара, небрежно брошенная посреди комнаты на ковре.
Перед монитором во вращающемся кресле вальяжно раскинулся худощавый парень и с веселым любопытством смотрел на меня. На вид ему можно было дать не больше двадцати, хоть он и пытался бороться с этим недостатком, отрастив для солидности усы. Однако усилия пропали даром, усы у него получились такие же несерьезные, как и он сам. Чересчур светлые и совсем не густые, они смешно топорщились над верхней губой и не только не скрывали возраст владельца, а напротив подчеркивали его молодость. Немало способствовала этому и лохматая шевелюра, в которую он имел привычку непрерывно запускать пятерню. Одет незнакомец был в демократичные линялые джинсы с прорехами на коленях, тяжелые ботинки и бесформенную футболку с надписью «Через секс - к свободе!»
― Ты кто? ― нахмурилась я.
Парень удивленно вздернул белесые брови, ткнул себя пальцем в грудь и переспросил:
― Я?!
Я осторожно, стараясь не разболтать ту муть, что колыхалась под черепной коробкой, кивнула.
― Константин, ― охотно откликнулся парень.
― Постоялец?
Спросила, между прочим, без всякой подначки, просто он со своей неформальной внешностью совершенно не вписывался в этот чопорный интерьер. На мое счастье парень не обиделся, беззаботно ухмыльнулся и сказал:
― Вообще-то я довожусь сыном хозяину этого дома, но, если зреть в корень, то можно считать меня и постояльцем. А ты, та прекрасная незнакомка, что кинулась вчера под колеса отцовской машины? Я правильно понимаю?
Он театрально закатил глаза и, слегка подвывая, торжественно продекламировал: