Билли возненавидел его сразу. Он никогда не доверял людям с деньгами — деньгами, которые они заработали не сами. И Гарретт был не исключением. Но Долорес забила на Билли. Сказала, что Билли был смешен. Назвала его параноиком. Сказала, что хочет дать Гарретту шанс.
И дала. А еще дала ему свою девственность.
А четыре недели спустя, на трибуне за школой, Долорес сообщила Гарретту, что беременна. По всей видимости, мы, женщины Гринвилля, те еще Плодовитые Мирты.
Не плюйте в нас, а то можете нас обрюхатить.
И да, не смотря на все секс уроки, которые преподала нам Амелия, это все-таки случилось. Потому что — вот как раз то, что многие люди забывают о подростках –иногда они просто творят всякие глупости. Не потому что им не хватает знаний или источников информации, потому что они чертовски молоды, чтобы действительно понимать, что у всякого действия есть свои последствия.
Которые могут изменить всю их жизнь.
В общем, сами представляете, Долорес была в ужасе. Но как любая романтичная молодая девушка с огромными от страха глазами, она подумала, что Гарретт ее поддержит. Что они вместе пройдут через то, что им был уготовано.
Она ошибалась. Он сказал ей, чтобы она проваливала. Обвинил ее в том, что она пыталась заманить его в ловушку — сказал, что не верил, что этот ребенок был вообще его.
Такие истории, как шампунь — прополоскайте, повторите еще и еще.
Долорес была раздавлена. А Билли … Билли был охренеть, в какой ярости. Я была с ним в тот день, когда он украл белый Камаро с парковки Уолгрина. Я ехала за ним на его Ти-берде к мастерской ворованных машин, где ему за нее дали триста долларов.
Как раз достаточно, чтобы заплатить за аборт.
Мы могли бы пойти к Амелии, но Долорес слишком стыдилась. Так что мы сами поехали в больницу. И я все время держала ее за руку.
После этого Билли привез нас ко мне домой. А потом пошел искать Гарретта Баклера. Когда Билли его нашел, он сломал ему руку и повредил челюсть. И сказал ему, что если он кому-нибудь хоть слово скажет про Долорес, он вернется и сломает ему остальные четыре конечности, включая ту, что между ног.
По сей день это самый хранимый секрет в Гринвилле.
— Знаешь что? Да и хрен с ним. Ты хорошо зарабатываешь, так что уже точно не нуждаешься в его деньгах. И вся это фигня, что ребенку нужен отец? Преувеличено. У тебя был отец сколько? Пять минут… у меня и кузины вообще их не было никогда. И все у нас отлично.
Он еще раз обдумывает, что сказал.
— Ну ладно… может, не у Долорес. Но, тем не менее, у двоих из трех — не плохой результат. Мы могли бы…
Я его перебиваю.
— Думаю, я сделаю аборт, Билли.
Он замолкает. Полностью.
Абсолютно.
Но его шок и разочарование долбят громко — как огромные барабаны.
Или, может, это просто мое чувство вины.
Промните, как двадцать лет назад Сьюзен Смит утопила своих двоих детей, потому что ее парень не хотел женщину с детьми? Как и вся страна, я считала, что ее надо подвесить за пальцы и по коже царапать теркой для сыра.
Что это за женщина? Какая женщина предпочтет мужчину своей собственной крови и плоти?
Слабая женщина.
И в этом я уже признавалась, помните?
Я уже какое-то время держу это в голове — как паутина, которая собирается в углу, но вы держитесь за прошлое, просто потому что не хотите связываться с ней.
Я — деловая женщина, прежде всего. Я — аналитик.
Практик.
Если одно из моих вложений не дает результатов, на которые я рассчитывала? Я от него избавляюсь. Сокращаю потери. Простая математика — если получаются одни эмоции, значит, это не требует большого ума.
Я знаю. Знаю, что вы думаете. А как же маленький мальчик, которого ты представляла? Красивый идеальный малыш с темными волосами и улыбкой, которую ты так любишь?
Правда в том, что нет никакого мальчика. Еще нет. Прямо сейчас это всего лишь скопление делящихся клеток. Ошибка, которая стоит у меня на пути и на пути жизни, которая должна у меня быть.
Не знаю, сможем ли мы с Дрю вернуть то, что у нас было, но я знаю, что рождение ребенка, с которым он не хочет иметь ничего общего, тоже не принесет мне никакой пользы. И все станет намного легче.
Как коррекция бровей воском. Простая процедура для удобства жизни.
Вы думаете, что это делает меня холодной сучкой, не так ли?
Да… что ж… думаю, вы правы.
Голос Билли осторожный. Нерешительный. Словно не хочет спрашивать, и еще меньше хочет услышать ответ.
— Ради него? Ты собираешься сделать аборт из-за него?
Вытираю слезы со щек. Я даже не знала, что плачу.
— Я не могу сделать это сама. Одна.
Все к этому всегда и возвращается, так?
Билли хватает меня за руку.
— Эй. Посмотри на меня.
Я смотрю.
У него светятся глаза. Нежностью. И решительностью.
— Ты не одна, Кейт. И никогда не будешь одной. До тех пор пока я дышу, ты не одна.
Я прикусываю губу. И медленно качаю головой. И из-за кома в горле мой голос становится хриплым и слабым.
— Ты же знаешь, что я имею в виду, Билли.
И он знает. Билли понимает лучше, чем кто-то другой, потому что он там был. Он знает, как это было тяжело, как от этого плохо. Все те вечера, которые мы проводили вместе, ели мороженое или ходили в кино, и оставляли мою маму одну в пустом доме.
Все награждения или торжество на выпускном, когда лицо моей матери светилось от гордости, но в ее глазах была печаль. Потому что ей было не с кем это разделись.
Каждый праздник — Новый Год, День Благодарения и Пасха — когда я не могла приехать из колледжа, и плакала у Билли на руках после разговора с ней по телефону, потому что меня убивало, что она проводила дни в одиночестве.
Билли был свидетелем всего этого.
А Амелия. Он видел, как борется его тетя — финансово, эмоционально — пытаясь одна исполнять роль двоих родителей для него и Долорес. Он видел, как она встречалась с разными парнями, в поисках мистера Правильности, который так и не появился.
Их жизни были анти-жизнями. Я никогда не хотела такой жизни.
И вот я здесь.
Билли кивает.
— Да, Кэти, я знаю, что ты имеешь в виду.
Я сильно тру глаза. Расстроенная. Сердитая… на саму себя.
— Мне просто надо принять чертово решение. Надо придумать план и придерживаться его. Я просто… — Голос надрывается. — Я просто не знаю, что делать.
Билли глубоко вздыхает. А потом встает.
— Ладно. Пошло оно все! Пойдем.
Он идет за угол и ныряет в шкафчик под кухонной мойкой. Понятия не имею, что он там ищет.
— Ты о чем? Куда пойдем?
Он вылезает, держа в руках отвертку.
— Туда, где наши проблемы до нас не доберутся.
***
Билли въезжает на парковку. Фары освещают здоровый темный знак.
Видите?
РОЛЛЕРДРОМ.
Мы выбираемся из машины.
— Не думаю, что это хорошая идея, Билли.
— Почему, нет?
Мы подходим с торца здания. Вот вам совет, о котором я узнала в молодости: когда вы двигаетесь в темноте, или сбегаете от копов через лес? Шагайте по-журавлиному. Это убережет ваши икры и ладони рук от вселенской боли.
— Потому что мы уже взрослые. А это взлом и проникновение.
— Когда нам было по семнадцать, это тоже было взломом и проникновением.
Мы подбираемся к окну. Я едва могу разглядеть лицо Билли в лунном свете.
— Знаю. Но не думаю, что теперь Шериф Митчел даст нам быстро уйти.
Он фыркает.
— Ой, пожалуйста. Амелия сказала, что Митчел уже закис тут от скуки с тех пор, как мы уехали. Он готов убить за какую-нибудь шумиху. Дети сегодня… слишком ленивые. В их вандализме нет креативности.
Погодите. Что?
Давайте вернемся на секундочку назад.
— Что ты имеешь в виду «Амелия сказала»? С каких это пор Амелия болтает с Шерифом Митчелом?