— Одиннадцатизарядный автоматический, — сказал Эд Гроб.
— Это звучало так, словно он выпустил в меня больше одиннадцати пуль, — возразил бармен.
— И тогда ты нырнул под стойку, — разочарованно сказал Могильщик, подразумевая, что говорить больше не о чем.
— И тогда я должен был нырнуть под стойку, — подтвердил бармен. — Все остальные уже лежали вповалку. Но я побежал вперед к стойке бара, пытаясь привлечь внимание Змеиных Бедер, и закричал ему, чтобы он спасался вовнутрь, но он не слышал, потому что стреляли громче, чем я кричал. Но вы не знаете, о чем думает человек в такие минуты. И я стоял там и размахивал руками до тех пор, пока человек в машине не пропал из виду. Белый человек упал плашмя на живот, как только началась стрельба, и я не думаю, что его тогда застрелили. Я не разглядел, как это было на самом деле, хотя и мог видеть его с того места, где находился, но я смотрел на машину, и он, должно быть, стрелял в человека в машине, потому что я увидел две дырки от пули, которые внезапно появились справа на лобовом стекле.
— Ну теперь мы хоть в чем-то разобрались, — сказал Эд Гроб.
— Разобрались, — эхом отозвался Могильщик.
— Я все еще пытался привлечь внимание Змеиных Бедер, — продолжал бармен. — Но он был насмерть перепуган. Он продолжал стоять там, где застала его стрельба, с вытянутыми вперед руками, и руки его дрожали как листья. Он весь трясся с головы до ног, и я видел, что ему, должно быть, очень холодно. Думаю, что он просил их — скорее, умолял, — не стрелять в него…
— Оставь Змеиные Бедра, — грубо сказал Эд Гроб. — Что было с двумя остальными?
— Ну, они начали стрелять, когда закончил человек и машине. Может быть, они набрались храбрости и вытащили свои пистолеты. Когда выстрелы из автомобиля закончились, стрельба продолжалась еще пуще, и я видел, как у обоих из пистолетов вырывались вспышки. Их оружие выглядело точно так же, как тупорылый пистолет у человека, который лежал на земле. Один из них стрелял с правой руки, а второй — с левой…
— Белый — левша?
— Нет, сэр, это был цветной мужчина. В правой руке он держал дубинку, а левой стрелял от бедра…
— От бедра? — переспросил Могильщик.
— Да, сэр, как настоящий стрелок из вестерна…
— Голливудский стиль, — презрительно сказал Эд Гроб.
— Дай ему продолжить, — бросил Могильщик.
— Белый держал чемоданчик в левой руке, а стрелял, держа пистолет в вытянутой перед собой правой, как это делал тот человек, что лежал на земле…
— Кто-нибудь из них был ранен? — спросил Могильщик.
— Вряд ли. Не думаю, чтобы у человека на земле был хоть один шанс выстрелить по ним. После того, как человек в автомобиле закончил стрелять, открыли стрельбу они, или они даже открыли стрельбу еще до того, как он закончил. Во всяком случае, человек на земле не имел никаких шансов.
— И ты все это время стоял здесь и наблюдал? — спросил Могильщик.
— Да, сэр, как дурак. Видел, как пуля попала в Змеиные Бедра. В конце концов, я понял, что в него попала пуля, потому что он упал плашмя. Упал не так, как это делают в кино, а просто рухнул. Я, конечно, не знаю, кто именно застрелил его, но это был один из тех, кто стоял возле мистера Холмса, потому что человек в машине к тому времени уже замолк. Я считаю, белый человек застрелил его, потому что именно он держал пистолет так высоко.
— Не будь в этом так уверен, — сказал Эд Гроб. — Этот подонок не рассеивал пули по сторонам настолько широко.
— Выпал его номер, и тут уж ничего не поделаешь, — сказал Могильщик. — А ты не видел, как выхватил свой номер человек на земле?
— Я заметил, что он затих, словно уснул, лежа на животе, но говорю вам правду, сэр, я не обращал на него особенного внимания. Ждал, пока трое полицейских — то есть я хочу сказать, грабителей — уедут, чтобы я смог выйти наружу и помочь Змеиным Бедрам. И затем, когда они уехали, я подумал — он мертв; я знал, что он мертв, когда он упал; а затем я вспомнил, что на месте преступления нельзя передвигать мертвое тело. И просто остался стоять здесь.
— И даже тогда ты не позвонил в полицию, — упрекнул его Эд Гроб.
— Нет, сэр.
— Так что ты стал тогда делать? Скрывать это все?
Бармен опустил глаза. Когда он наконец заговорил, его голос был так тих, что им пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать.
— Плакал, — признался он.
Несколько мгновений Эд Гроб и Могильщик глядели в сторону.
Затем Могильщик спросил без нужды резко:
— Ты хоть, по крайней мере, рассмотрел номерной знак бьюика?