Сассафрас подошла к печке, подложила в огонь немного каменного угля и отодвинула заслонку. Ее платье совершенно потеряло форму и свисало с одного бока.
— Я хочу посмотреть, не оставил ли он где-нибудь немного виски, — сказала она, роясь в обуви, валявшейся в отгороженном занавеской углу, где висела одежда.
Он последовал за ней и увидел зеленое платье, висевшее вместе с мужской одеждой.
— Похоже на твое платье, — сказал он подозрительно.
— Не начинай опять всю эту чушь, — сказала она. — Ты думаешь, они сшили только одно платье, когда шили мое. И к тому же его подружка того же размера, что и я.
— А ты уверена, что она не носит ту же самую кожу? — спросил Роман.
Сассафрас оставила эти слова без внимания. Наконец она вышла с бутылью дешевого виски, полной на три четверти.
— На вот, пей это и заткнись, — сказала она, сунув бутыль ему в руки.
Роман откупорил ее и дал виски вылиться в свое горло.
— Не так уж плохо, но немного слабовато, — сказал он, сделав несколько глотков.
— Откуда тебе разбираться в том, плохое или хорошее виски? — презрительно сказала она. — Ты ведь всю свою жизнь пил только всякую дрянь.
Он сделал еще один глоток, понизив уровень жидкости в бутылке наполовину.
— Детка, я настолько голоден, что съел бы быка прямо со шкурой, — сказал он. — Почему бы тебе не посмотреть, нет ли тут у дружка твоей подружки чего-нибудь поесть.
— Если я что-нибудь отыщу, то ты лишь еще больше будешь меня подозревать, — сказала она.
— Во всяком случае, я набью брюхо.
Она отыскала в нижнем ящике кухонного стола кусок солонины, половину каравая белого хлеба, завернутого в вощеную бумагу, и бутыль патоки. Затем она открыла окно и заглянула в стальной ящик для продуктов, прикрепленный снаружи к стене; там она нашла горшок с застывшей кукурузной кашей и замерзшую банку консервированных калифорнийских персиков, нарезанных ломтиками.
— Что-то я не вижу кофе, — сказала она.
— А кто хочет кофе? — спросил он, делая еще один глоток из бутылки.
Скоро комната наполнилась вкусно пахнущим дымком жарящегося жирного мяса. Сассафрас нарезала застывшую мамалыгу ломтями и опустила их в горячий жир. Роман открыл банку с персиками своим карманным ножом, но ее содержимое настолько смерзлось, что пришлось поставить банку на плиту.
Сассафрас не нашла ни одной чистой тарелки, а посему поставила на стол слегка запачканные и протерла две вилки сухой тряпкой.
Роман наполнил свою тарелку жареной мамалыгой, покрыл ее жареным мясом, а сверху полил ее патокой. Он набил рот сухим хлебом, затем запихал туда мясо и мамалыгу с патокой.
Сассафрас смотрела на него с отвращением.
— Парень может уйти из деревни, но деревня из парня — никогда, — философствовала она, лакомясь мясом, положенным на кусочек хлеба, и держа свой ломтик жареной мамалыги между указательным и большим пальцем в соответствии с правилами этикета.
Роман закончил есть первым. Он встал и проверил персики. Внутри банки еще не растаял ледяной ком. Роман взял бутыль с виски и измерил содержимое на глаз.
— Хочешь немного грога с персиковым соком? — спросил он.
Сассафрас бросила на него надменный взгляд.
— Нет, не думаю, что хочу, — произнесла она соответствующим тоном.
Он поискал какую-нибудь посудину, чтобы смешать напиток, но, не найдя ничего, смял край консервной банки так, что получилось подобие носика, и налил персиковый сироп прямо в бутыль с виски. Он потряс смесь, сделал глоток и передал бутыль девушке. Она отпила из нее и передала обратно.
Вскоре они начали пересмеиваться и шлепать друг друга. И вскоре вновь оказались на кровати.
— Я надеюсь, этот парень поторопится и скоро придет, — сказал он, делая последнюю попытку быть благоразумным.
— Почему ты хочешь в такую погоду идти искать старый «кадиллак», когда здесь у тебя есть я? — спросила она.
— Давай остановимся здесь и пойдем пешком, — сказал Эд Гроб.
Могильщик остановился на стоянке перед входом в Переулок. Было темное серое утро, нигде ни души.
Они вышли из машины медленно, словно дряхлые старики.
— Эта колымага выглядит так, словно побывала на войне, — прошепелявил Могильщик.
Его губы были перекошены таким образом, что лицо казалось вывернутым наизнанку.
— Ты выглядишь так, словно побывал там вместе с ней, — сказал Эд Гроб.
Могильщик принялся было запирать машину, но, увидев содранное крыло на переднем колесе, смятый зад и дыру в ветровом стекле, положил ключ обратно в карман.