— Ты ему звонила? — спросил Маран.
— Он сам звонил. Убеждал меня. Говорил о всяких высоких материях. Будто от меня что-то зависит. Будто я могу пустить тебя или не пустить. Будто ты спрашиваешь у меня разрешения.
— А ты хотела бы, чтобы я спрашивал у тебя разрешения? — поинтересовался Маран.
— Упаси боже! Мало мне тут трястись за тебя, так еще и терзаться, что сама послала? Уволь!
— Ты могла б и не посылать, — улыбнулась Ника, — коль скоро он у тебя отпрашивался бы.
— Ну да! Чтобы он меня за это возненавидел. И потом… — Наи вздохнула и спросила Марана: — Как ты думаешь, он жив или его убили?
— Олбрайт? Трудно сказать. Чтобы делать предположения, надо понять мотивы похищения. А у нас неполные да и устаревшие сведения. Может, он даже и нашелся… Хотя не думаю.
— А если вдруг вы прилетите и обнаружите, что он уже на свободе? — спросила Наи. — Вы сразу вернетесь?
— Конечно. Или ты думаешь, что я так туда рвусь?
— Не рвешься? — удивилась Ника. — И Поэта повидать не хочешь?
— Хочу, — сказал Маран. — Но меньше, чем… — Он замолчал и посмотрел на Наи. — Надеюсь, десерта нет? — спросил он.
— Нет, — улыбнулась Ника.
— Спасибо. — Он встал и снова посмотрел на Наи, которая покраснела и медлила.
— Идите, идите, — сказала Ника, и когда они с Даном остались одни, вздохнула: — Ненасытный. Мало ему ночи…
— Конечно, мало, — пожал плечами Дан. — Даже мне мало, а ему и подавно.
— Я уже уловила разницу, — засмеялась Ника, — можешь лишний раз не подчеркивать.
— Какую разницу? — не понял Дан.
— Разницу в вашем отношении к своим женам, мой дорогой. Ты же слышал… Честно говоря, он меня поразил… Или хотел потрафить самолюбию Наи?
— Насчет Поэта? Не думаю. Конечно, он хочет видеть Поэта, но…
— Без отрыва, так сказать, от Наи? То-то и оно. А ты ведь не колеблешься, лететь тебе с ним или остаться со мной. Значит…
— Ничего это не значит. Он ведь тоже не колеблется. И дело тут не в тебе и Наи и не в нас. От того, найдется Олбрайт или нет, зависит очень многое. Очень многое! Может пострадать контакт в принципе и особенно отношения с Бакнией. Наши скудоумные политиканы способны даже закрыть тамошнее представительство… Ну ты сама понимаешь, ты же умная женщина. К тому же первооткрывательница Торены. А что касается меня и Марана… Ты ведь знаешь, сколько у него там врагов. И вообще это дело опасное, наверняка в него замешаны люди с большими возможностями. Я не могу отпустить его одного. Не хочу говорить, что ему понадобится верный друг, у Марана друзей достаточно, так что он, скорее всего, обошелся бы и без меня. Но…
— Но ты не хочешь, чтобы он обходился без тебя.
— Ника! Ты же все прекрасно понимаешь.
— Понимаю, понимаю.
— Вот и хорошо. Тогда пошли наверх.
Серьезность миссии, за которую они взялись, Дан осознал только в космопорту, когда приехавший провожать их шеф передал Марану вместе с маленьким плоским чемоданчиком переливавшуюся всеми цветами радуги электронную карточку, которую Маран без особого трепета спрятал в карман, а вернее, в астролете, когда тот ему эту карточку показал. Три подписи на гарантированной от подделки радужной поверхности — министра по внеземным делам, директора ВОКИ и Командира Разведки — обязывали всех их подчиненных, иными словами, всех находившихся на государственной службе землян, которых только можно было встретить на Торене и около нее, от дипломатов до разведчиков и космолетчиков, оказывать Марану всяческое содействие. Подписи президента, как понял Дан, не было лишь потому, что она ничего не добавляла, вне Солнечной системы все земляне, кроме служащих частных фирм, занимавшихся, в основном, горнорудными работами, входили в сферу трех организаций, предоставивших эти полномочия.
— Будь осторожен, — сказал шеф Марану, он был невесел и озабочен, и явно не только судьбой Олбрайта.
Дан вспомнил невообразимо далекий теперь день на орбитальной станции у Торены, когда шеф уговаривал его покинуть Бакнию и Марана, переждать опасные времена на Земле и сказал, в частности, такую фразу: «В отличие от тебя, я не нахожусь под гипнозом личности Марана». Такую или похожую. Теперь он вряд ли мог бы повторить ее. Конечно, «гипноз» не совсем то слово, но…
Шеф не стал звать с собой Нику и Наи, сказал только, посмотрев на часы: «Три минуты», повернулся спиной к трапу и медленно пошел в сторону здания. И несколько человек из службы порта, провожавшие астролет по долгу службы и посему присутствовавшие на посадочной площадке в столь ранний час, почти на рассвете, последовали за ним. Мит вошел в люк, а они с Мараном задержались. Дан не смотрел в сторону Марана с Наи, он был занят Никой, но когда через две минуты обе женщины торопливо пошли прочь от готовящегося к старту корабля, а сами они быстро взбежали по трапу, и люк за их спиной сразу стал закрываться, Маран сказал со злостью в голосе: