— Сигареты гони, — Тифон протянул ладонь.
Это был первый Лёхин прокол, но он быстро нашёлся.
— Нам без паспорта не продали. Тётка тупая попалась. Я ей говорю, мне уже восемнадцать и месяц, а она не верит.
Тифон уже собирался ответить нечто неласковое, но Нина, не дав ему и рта раскрыть, очень правдоподобно завела про то, что мама велела ей во что бы то ни стало разыскать Зою, потому что когда та звонила, её голос показался маме странным, и самой Нине тоже так показалось, и что она боится, как бы чего не случилось. Уточнять что именно, Нина разумно не стала, ведь чем больше было во всем этом неопределенности, тем нервознее выходил разговор. И под конец добавила, что первым делом подумала про Тифа, даже позвонила ему, но телефон оказался «недоступен».
О потерянном мобильнике мы её тоже успели предупредить.
— В общем, сделай что-нибудь, — в завершении заявила она, в своей привычной наглой манере. — Зоя же тебя так любит. Хоть и смоталась не пойми с кем. Нет, если она от тебя сбежала, это другое дело. Ты просто скажи. Тогда я кого-нибудь другого попрошу съездить за ней. Связи-то там нет.
Лёха определённо не прогадал. Нина была королевой провокаций.
— Кого другого? — тут же заглотил крючок Тифон.
Она высокомерно запрокинула голову.
— Хоть я с Ярославом и в ссоре, но Зоя всё же важнее гордости.
Слышать подобное от неё было удивительно. Возможно, именно эта фраза и стала решающей, а может Тифон и раньше догадался.
— Ладно. Звони ему. Пусть приходит.
— В смысле? — Нина удивлённо распахнула густо накрашенные глаза.
— Ярову звони. Будем решать, что делать.
Это был резкий и неожиданный поворот, мы с Лёхой опешили.
Трифонов посмотрел на нас:
— Вы реально думаете, что я тупой баран и не въезжаю, когда меня дурят?
Лёха развел руками в очень странном жесте, который можно было трактовать как угодно, но только не как признание вины. Я сделал вид, что ко мне это вообще не относится.
— Закатать бы в лоб вам обоим, да без толку, — бросил он, а потом с нажимом попёр на Нину. — Давай, звони своему Ярову, я сказал.
— А что ты мне приказываешь? — зафыркала Нина, сопротивляясь.
— Звони, — прошипел Лёха с другой стороны от неё.
Она повернулась ко мне и поняла, что попала в ловушку.
С недовольным видом достала телефон и набрала номер.
Яров ответил, наверное, с первого же гудка.
— Ярослав, здравствуй, — сказала Нина с наигранной холодностью. — Извини, что беспокою. Но меня заставили тебе позвонить. Трифонов, Криворотов и Горелов. Я не знаю, чего они хотят, но…
— Пусть сюда подваливает, — громким шепотом подсказал Лёха. — А ты пока побудешь заложницей.
— Они меня заложницей держат, — повторила Нина. — Не наложницей, дурак. Заложницей! Как какие требования? Чтобы ты пришёл к Трифонову.
— Он спрашивает, что будет, если он не придет, — отстранив трубку, Нина вопросительно посмотрела на нас.
— Этого я не предусмотрел, — огорченно признался Лёха.
— Скажи, если не придёт, его мама очень сильно расстроится, — наклонившись к трубке, прохрипел Трифонов. — Он же не хочет волновать маму.
— Ты слышал? — спросила Нина.
Ярослав слышал и пообещал прийти в течение часа.
Мы облегчённо выдохнули.
— Всё, можешь идти, — сказал Тифон Нине, когда разговор закончился.
— Оборзел? — возмутилась она. — Я вообще-то заложница.
— Давай ты побудешь заложницей возле подъезда? — он подтолкнул её к выходу.
— Так не честно. Мне тоже нужно встретиться с Яровым.
— Ну, потом как-нибудь встретитесь. У нас сейчас разговор будет важный, — Тифон обернулся на нас. — Пожалуй, идите-ка вы все отсюда. Мы тут сами перетрём. Я потом позвоню и скажу, что решили.
Глава 6
Вита
Артём был яркий, красивый, богатый, избалованный вниманием и возможностями. Для окружающих он носил глумливую и дерзкую маску Дэдпула, а моя мама называла его Трубадуром за любовь к театральному эпатажу и ночные песни над моим окном. Именно «над», потому что их с Максом квартира располагалась прямо над нашей.
Отец Артёма был известным гастролирующим по всему миру композитором, мать — бывшая фотомодель, всецело посвятившая себя мужу. И они с пелёнок растили из Артёма гениального виолончелиста. До двенадцати лет в его жизни существовали только репетиции, концерты и приходящие учителя. Другого он не знал и не понимал, что может быть как-то иначе, пока в их частном загородном доме не появился Макс — сын домработницы, почти его ровесник.