Всё кругом было наполнено неясным ожиданием чего-то прекрасного. Как по утрам в далёком детстве. Когда просыпаешься и, ещё нежась в кровати, чувствуешь в животе счастливое предвкушение нового дня.
Вернулся Артём возбужденный и взъерошенный, с такими же розовыми щеками, как и всё вокруг. Но ко мне не подошел, а первым делом сунулся в машину. Покопался в бардачке, достал маленький рекламный блокнот, карандаш и, положив на крышу Пандоры, стал что-то сосредоточенно записывать, а когда закончил, вытерся подолом майки и перед тем, как исчезнуть на водительском сидении, весело крикнул:
— Эй, Витя. Я тебя люблю!
— Это стихи? Да? — с любопытством стала допытываться Зоя, как только мы снова тронулись.
— Шутишь? — Артём засмеялся. — Я похож на поэта?
И тут я, наконец, догадалась.
— Музыка?
Он кивнул.
— Неужели ты и правда её слышишь?
— Конечно же, слышу. Вот она, — он помахал блокнотом. — Это музыка мира и она совершенна.
— Ты пишешь песню? — спросила Зоя.
— Саундтрек.
— К фильму?
— К нашей истории.
— Какой ещё истории?
— Той сказке, которую Витя придумывает прямо сейчас.
— Ты сочиняешь сказки? — Зоя перекинулась на меня.
— Артём шутит, — я смутилась. — Давно уже ничего не писала. Сказки тем более.
— Это не мешает им происходить у тебя в голове, — он сгреб меня за плечи и прижал к себе.
Так в обнимку мы долго ехали по пустой дороге в сверкающих лучах встающего солнца, и мне вдруг пришло в голову, что любовь и свобода, по сути — антонимы.
На месте мы были в восемь утра, но прежде, чем добрались, почти два часа плутали по округе.
Убегающие в глушь соснового леса кирпичные стены забора были густо увитыми диким виноградом и будто выросли перед нами, полностью сливаясь с окружающей зеленью.
Макс позвонил в звонок на столбе чугунных ворот, и прежде, чем они с черепашьей неторопливостью растворились, прошло не менее десяти минут.
Широкая асфальтированная дорога вела к утонувшему в диком буйстве растений огромному белому особняку.
Всё обильно цвело и зеленело: разросшиеся деревья и кустарники, увитые цветами арки, одичавшие клумбы. Среди некошеной травы вдоль дорожек проглядывали спинки лавочек и декоративные фонари.
Так, наверное, выглядел заколдованный дом Лесного зверя в «Аленьком цветочке». Необычайное, потустороннее зрелище, впечатлившее нас всех четверых настолько, что мы замерли, оглядываясь по сторонам, и до самого крыльца ехали молча.
Возле необъятной белой колонны на мраморных ступенях крыльца нас поджидал высокий хмурый парень в чёрных трусах от футбольной формы. Его голая грудь, коленки, локти и даже светлые, коротко стриженые волосы в нескольких местах были перепачканы зелёной краской.
— Ты — Артём? — спросил он с грубоватой простотой, как только мы выбрались из машины. — Я тебя старше представлял.
— А я представлял, что тут рай… — отозвался Артём, придирчиво озираясь.
— Это же рай суицидника, — усмехнулся Макс, тоже крутя во все стороны головой. — У них свой рай.
— У самоубийц не бывает рая, — заметила Зоя.
— Ну, это ты ему потом сама объяснишь, — Артём быстро поднялся на крыльцо. — Короче, показывай дом, поедим, потом спать завалимся. На сутки. А может и больше.
— Ты же типа покупатель? — уточнил парень.
— А вот это будет зависеть от того, что я увижу, и от твоего поведения, кстати, тоже.
— Ясно, — парень сонно потянулся. — Тогда пошли.
Глава 7
Тоня
Я уговорила Амелина пойти ко мне, чтобы отметить его поступление. Он, разумеется, долго отказывался и придумывал различные отговорки, но потом сдался.
Заказали суши и салаты. Мама у меня совсем ничего не готовила, но зато она достала бутылку красного сухого вина, банку оливок, чесночный хлеб и сыр. И пока ждали суши, накрыла стол.
Заглянув на кухню и увидев вино, папа обрадовался, откупорил бутылку и тут же подсел к нам, заметив, в своё оправдание, что вино мы не пьем, а это значит, что без помощи нам не обойтись.
Папа у меня был молодой и компанейский, он обожал всякого рода спонтанные посиделки и разговоры.
— Ну, и как там в деревне? — спросила мама. — Чем занимались?
— Да ничем, — ответила я. — Купались, загорали и бездельничали.