Откуда на втором плане, эхом, отражением в мутном зеркале мириады всплывающих звёзд, шелест волн, крики дельфинов? Горячая кожа в солёных каплях, стон, истекающие негой веснушки под пальцами? Мне нужен отпуск.
Можно, конечно, перейти в экономичный режим. Неспешно собирать никчёмные цифры температуры и колебаний электропроводности воды, в миллионный раз анализировать псевдонуклеотиды, любуясь странной красотой чужой жизни и одновременно чувствуя смутную тревогу. Откуда это дурацкое выражение «сосёт под ложечкой»? Ложечка – предмет посуды. Кто под ней сидит и что сосёт?
Через год отстрелить капсулу с данными: она пробьёт лёд, отправит коротким радиовсплеском упакованные файлы на Землю и будет лежать под отражённым светом Юпитера веками, пялясь на ползущее по палевому боку Большое Красное Пятно. Ожидая, когда робот-археолог походя засунет капсулу в контейнер, чтобы украсить какой-нибудь школьный музей.
А самому медленно угасать, отключая одну систему за другой. Да они и сами отключатся.
Выбор небогат. Его нет вообще. Предопределённость.
Вот уж хрен! Я упрямый. Я никогда не сдаюсь. Не знаю, откуда это во мне, и задумываться не хочу.
Я – биан миссии «Европа». Я что-нибудь придумаю.
Тихий океан. Яхта «Тиква»
– Чёрт!
Отвертка выскользнула из мокрой руки и царапнула лодыжку.
– Милый, – тревожно из светового люка, – у тебя всё в порядке?
– Всё нормально.
– Кофе будет?
– Пять минут.
– Я скучаю, давай скорее.
Злюсь. Сама скинула кофейный автомат со стола: корпус разлетелся, ось привода пополам. Говорил же: надо брать обычный концентрат, океан – не кофейня, потерпела бы.
– Ну ми-и-илый!
– Не отвлекай меня. Кое-кому надо было аккуратнее обращаться с бытовыми приборами.
– Нет, это кое-кому приспичило на столе.
– Что, не понравилось?
– Очень понравилось. Это было роскошно. Надо будет повторить, мурр.
Улыбаюсь, как дурак. Совершенно не могу на неё злиться дольше тридцати секунд.
Я упрямый. Я никогда не сдаюсь. Это у нас что? Стрела для подводного ружья, черенок из алюминиевой трубки. Что же, какой-то рыбке повезло, проживёт подольше. Здесь обрезать, тут завальцевать. Опа! Встала, как влитая. Нажал кнопку: завизжала кофемолка. Аромат кофе поплыл сквозь световой люк на палубу.
– Обожаю тебя! Как ты починил?
– Я технарь от бога. Нет, я – бог технарей. В асбестовой мантии и с разводным ключом в деснице.
Хохочет:
– А я думала, ты – бог любви.
– Я универсал. Иди ко мне.
Космический аппарат «Европа»
Я – бог технарей! Ставлю сто против одного: высоколобые из конструкторской группы всем кагалом не справились бы лучше. Да они бы просто не догадались. Ретрограды, недоумки, никчемные белковые мешки.
В принципе, это изобретение класса «А». Где мой патент?
Резервные тросы я обвязал платиновой проволокой, которую добыл из разбитого генератора. Получилась сеть. Забрасывал восемь раз; только на девятый она легла, как надо. Это антенна приёмника.
Из сдохших при посадке радаров собрал излучатель. Попытка только одна, нагрузка бешеная; излучатель вскрикнет и сгорит. Потому что накачка будет взрывом. Зарядом корабль укомплектовали на тот случай, если при проникновении сквозь лёд встретится аномально прочный участок. Я поместил взрывчатку в камеру, над которой возился дольше всего: преобразование энергии – штука непростая.
Я долго подбирал частоту, экспериментируя с трофейными клетками. И они ответили; половина погибла при этом. Не выдержали.
Значит, сигнал ударит и по крупному объекту, даже если он далеко. И дичь припрётся, взбешённая, разбираться с обидчиком. Если гора не может приплыть к Магомету из-за разлетевшейся турбины, то Магомет приплывёт к горе. Живые предсказуемы: месть – важный мотиватор. Живые не сидят на берегу и не ждут трупа врага; они несутся мстить и нарываются.
Чужой никуда не денется, услышит зов. Живые организмы – это всего лишь восприимчивые к волновой атаке электрохимические машины. Не очень совершенные, в отличие от меня.
Он придёт, крича от боли на определённых диапазонах – и я тщательно запишу этот крик. Обмеряю зверя, обнюхаю, узнаю всё. Может, даже смогу поймать. Гарпун я сделал из титановой стойки крепления и присобачил к тросу.
Это жестоко, наверное. Но наука не считается с жертвами. И не надо мне про аморальность искусственного интеллекта: сколько «грибных людей» погибли в страшных корчах, блюя зелёной жижей, пока троглодиты составляли гастрономический список? То-то.
Если я не знаю, где найти чужака – я выманю его из норы, спровоцирую.