Главное в путешествии – обновление. Оно невозможно без паломничества, где ты остаёшься один на один с природой, чтобы воспринять нерасторжимую общность, понять как связаны мы и как необходимы друг другу. Для этого надо соприкоснуться с её тайнами. А где они? Вообще-то, повсюду. Они начинаются с первого шага намеченного пути.
Дорога подобно наставнику припасает тебе обучающие впечатления. До поры до времени они скрыты. Но как только ты готов их принять – проявляются. Надо быть очень внимательным, чтобы не пропустить знаки. В путешествиях своя магия, не стоит искать там правила и соответствия повседневной жизни. Зов дороги, у кого он случается, трудно описать словами. Может быть так: невыразимые чувства – потребность души в определенном опыте.
Как бы хорошо я ни подготовилась, не изучила маршрут, не узнала культурные особенности- толща времени, к которой адаптированы местные, для другого – неисследованная планета – никак не меньше....
Бесконечные пространства располагают к несуетливости. Монгольские дороги, а точнее их отсутствие, а ещё точнее их бесконечное количество сбивает с толку. А как же разобраться? И какое выбрать направление при таком однообразии-многообразии. Водители-монголы наподобие птиц, имеют природой встроенные навигаторы. По крайней мере у меня была возможность убедиться. Если бы не это чудо, терпеливые грифы попировали бы нами на славу!
Ближайшая задача – попасть на берег озера Оги, где планировался ночлег, и встретиться с семьей пастуха-кочевника, единственными жителями этого пустынного места, была водителем выполнена безупречно. Мы не сделали ни одной попытки заблудиться и уложились в назначенное время. Пятьсот километров – это путь до ночлега. А там до Каракорума – рукой подать.
Стояли первые дни октября с его робкими ещё только утренними морозами, инеем на траве, низким небом. Ближе к полудню, нехотя выкатившееся из-за гор, проспавшее солнце, принялось за свою рутинную работу – его лучи достигли земли и начинали слизывать иней с короткой травы и прогревать твердь. Казалось, сама благодать явилась показать свою трогательную заботу терпеливой природе.
Вывалившись из машины, мы поодиночке разбрелись по траве, подставляя себя теплу и неге. Короткая растительность, покрывающая всё видимое пространство, привставала от земли и, выпрямляясь, хорошела и пушилась, отдавая вовне необыкновенно тонкий нежный аромат.
Так пахнет в больших и чистых гостеприимных домах. Мы всё подбирали и подбирали слова, способные хоть приблизительно обозначить привлекательный запах. Выделили ноту
свежести. “Степная воля пахнет так, как пахнет Князь всех трав – типчак”!
Водитель из местных сказал, что это самое распространённое растение Монголии, которой отродясь питается всё живое. Выходило: все яки и лошади, коровы, козы, овцы, верблюды и свободно пасущиеся свиньи едят в основном эту травку, потому что она в большинстве и покрывает бесчисленные лбы сопок, предгорья, долины.
Когда мы позже попробовали разные продукты, сохраняющие непревзойдённый вкус свежего и живого мяса, молока, сыров – решили: типчак в истории кормления животных, а значит и народа вместе с ними – совершенно бесценен.
Солнце, уже смахнувшее иней с травы, преобразило покров земли на глазах из белого в изумрудный. Хотелось без цели бродить и блаженно дышать вкусным настоем. Кое-кто отправился "по надобности". Кстати, на бесконечно просматриваемом пространстве это решается изумительно просто. Изредка стоят как суслики невысокие камни. Туда ты и можешь сходить по нужде. Остальные, как только ты взял определённое направление, деликатно отвернутся и до твоего возвращения будут заняты неторопливым разговором.
Прогуливаясь рядом с машиной, я заметила под ногами жёлтый кружок с дырочкой посередине. Переводчица Соелджин сказала, что это часть украшения одежды, вроде пуговицы и добавила:
– Здешняя земля нашпигована мелочами прежних человеческих существований. Мы стоим на Великом Шелковом пути. Он до сих пор подобен бесконечно движущейся ленте транспортера.
Путь после привала стал вдвойне интересен. Теперь не только дальние горы с еле различимыми знаками монастырей привлекали меня. И не только грифы, рассевшиеся на небольших возвышениях, точно самодержцы, сторожащие неведомые сокровища.
Лисы, нередко бегущие рядом с машиной, и не обращающие на неё никакого внимания, тоже стали привычным явлением. Даже идущие вдоль ручья, похожие на драгоценности, утки-мандаринки с безупречно проработанным ярким рисунком оперения, перестали вызывать междометия восторга.