Янис не ответил, только крепче сжал поводья. Быстро глянул на Ольгу, усмехнулся. Но глаза – серые и длинные, оставались серьезны.
Снег, снег… белые нити между землей и небом. Ни города, ни реки – только длинная аллея набережной и заметенные ивы с черной высохшей листвой, отзывающейся тихим шорохом на касание снежинок. Ольга закрыла глаза.
… Итак, истинное золото. Вещь в себе, вещь настолько редкая, что почти никогда не встречается в мире. Вещь, заставляющая своего хозяина распахнуть душу, потому что иначе владеть ею невозможно. Сияние, которому невозможно противостоять. Либо впустить его в себя и стать равным, либо умереть.
Зачем они ищут его всю жизнь? А низачем. Так уж они устроены. Да какая разница, кто – драконы или люди. Это ведь сказка, разве нет?
Она вернулась домой под вечер, долго возилась с ключом на крыльце, потому что руки замерзли, и ключ то и дело выскальзывал из непослушных пальцев. Но замок наконец поддался, из прихожей дохнуло теплом и золотым светом, и запахом кофе, и еще каких-то цветов… если учесть, что Унгу, домработницу, сегодня просили не приходить, это могло означать только то, что Ивар встал и что ему полегчало.
На ходу сбрасывая с себя тяжелое от сырости пальто, разматывая с шеи длинный шарф, Ольга как была, не разуваясь, прошла в кухню.
Он сидел за столом, перед ним стояла огромная чашка с кофе, укрытая, как всегда, шапкой сливочной пены, и сигарета дымилась в пепельнице, и кругом было столько света, что Ольга даже зажмурилась.
— Хорошо, что ты пришла. Вот, это тебе, — он подвинул по столешнице еще одну такую же чашку.
И вот как прикажете жить с этим человеком? Ни "здасьте", ни "до свидания"… Пришла – садись и пей кофе, и считай, что все вчерашнее тебе просто приснилось.
Ольга опустилась на стул, опять потянула с шеи шарф. Намокшая шерсть пахла старыми духами, колола горло, и от этого почему-то сразу захотелось плакать.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Хочу. Но не буду. Пей кофе. И да, вот еще… — он положил перед ней узкий белый конверт.
Внутри лежала банковская карточка и билет на поезд до столицы.
У Ольги задрожал подбородок.
— Что… что я тебе сделала? Что я вообще такого сделала, чтобы со мной… так?
Он не ответил. Загасил в пепельнице сигарету и поднялся.
— Ты поймешь. Потом когда-нибудь, не сейчас… но ты поймешь, что это – единственный для нас всех способ уцелеть.
— Ты просто трус и сволочь! – крикнула она, не оборачиваясь. Но в кухне уже никого не было.
Она так и не смогла тогда понять, почему он так поступил. Выгнал ее за порог, будто надоевшую кошку, которую и приютили-то только из милости. Она все искала какие-то причины для такого поступка, наивно и по привычке пытаясь подчинить его законам обычной человеческой логики. Беда только, что в случае Ивара человеческая логика работать переставала, а она тогда напрочь забыла об этом.
Но если предположить, что он – не человек, то все становилось логичным и понятным. Голый рационализм поступков. Потому что черт его знает, что с этими людьми вообще делать. У них эмоции, капризы, слезы, сомнения и мечты. Их никак невозможно впустить в свою жизнь. Признать равными себе… или себя – равным им. И это совсем не одно и то же, как может показаться на первый взгляд.
Что делает истинное золото со своим владельцем, который не желает с ним примириться? Судя по сказке Яниса, убивает. А что делает дракон с золотом, которое не может впустить в себя?
Истинное золото нельзя уничтожить, нельзя купить и нельзя продать. Насмешка судьбы, "осенний подарок фей". Но можно сделать вид, будто его для тебя вообще не существует. Пройти мимо и не заметить.
Многие, в общем, так и поступают. Так гораздо проще жить.
Вот Ивара не замечают же. Наверное, не замечать – это единственный способ сохранить рассудок, когда сталкиваешься с чем-то, что к людям не имеет вообще никакого отношения.
Каково это – жить рядом с таким?
Она брела по темным улицам и все думала свои тяжелые, как мельничные жернова, безрадостные думы.
Падал снег – медленные крупные хлопья. Снежинки таяли на ресницах, превращая в радужное сияние огни уличных фонарей, застилая от глаз дома и деревья, и черную воду реки под мостом, и низкое, подсвеченное тревожным желтым светом небо.