Облака шли над морем. Высокие, недоступные громады. Ветер пах солью и хвоей. Потом пошел дождь.
К ночи снег окончательно превратился в дождь, и это было самое худшее, что с ними могло случиться. Потому что от этой некстати случившейся оттепели просевшие сугробы покроются коркой наста, по которой мучительно больно будет идти, и один бог знает, как они доберутся до шоссейки, где Ольга оставила свою машину. Но это ладно, это они как-нибудь переживут. Главное, чтобы лед на болоте оставался достаточно крепким. Потому что одно дело – спящий дракон, и совсем другое – дракон проснувшийся и бодрый, а надеяться на то, что характер у него кроткий и покладистый, у Макса как-то не получалось.
Когда Ольга, напившись чаю с коньяком, заснула в своем гнезде из одеял и шуб, он поднялся, пошуровал кочергой в грубке, послушал, как гудит ветер в трубе, и вышел на крыльцо.
Синий туман висел вокруг, густой и плотный, как кисель, и черные силуэты елок выступали из этой черничной мглы, и дальше жердей, которыми был огорожен двор, ничего уже не было видно. Только сбоку, далеко, светились два рыжих огонька: там, через поле, был дом, в котором, как Макс слышал, еще кто-то жил.
Ветер шептался в далеких черных елках, ветер был сырой и хлесткий, совсем как в марте, и в воздухе пахло сладко и свежо. Макс поплотнее запахнул куртку, надвинул на лоб шапку и уселся на крыльцо. Нужно было подумать, что делать дальше.
У них нет никаких шансов победить в одиночку. Просто никаких. Признать это – не трусость, а… где-то даже мудрость. Взвешенное решение человека, который хорошо осознает границы собственных возможностей.
Еще до этого путешествия Макс в глубине души надеялся, что все это окажется сказкой. Ну, мало ли какие климатические изменения! Глобальное потепление, например. Вот и жара летняя от этого, а пожары известно от чего – от человеческого разгильдяйства и воровства. А дракон – ну, просто придумалось так, тем более, что все вдруг так совпало. А эти дураки, совершенно обалдев от летних приключений, вот так взяли и сразу ему поверили. И не спросили ничего даже. Поглядели на карту, послушали рассуждения – и поверили. Ты только подтверждения дай, сказали они Максу напоследок.
Вон они, подтверждения. В двух километрах отсюда. Дрыхнут себе и в ус не дуют. Но даже если предпожить, что это все-таки не сказка, а самая что ни на есть быль – все равно эта скотина могла спать себе в каком-нибудь другом болоте. А теперь что делать?! Он же не живодер какой!
И Ольга.
Черт ее знает, как она к этому отнесется. Она вообще какая-то странная. Не от мира сего. Когда летом от жары вдруг начали умирать птицы, она рыдала два дня, как ненормальная. А потом стала выносить на улицу ведра с водой. Поотнимала у уборщиц все жестяные ведра, наливала воду и выносила их в университетский двор, и на парадное крыльцо тоже выносила; они там так и стояли, ведра эти, и в них купались и воробьи, и кошки, и собаки пить приходили, и никто Ольге слова поперек не сказал.
Макс сначала, когда она пришла на их курс читать свою античную литературу, вообще огорчился. Он был отличник, он твердо нацелился на красный диплом, и не в дипломе было дело, ему знания нужны были, а тут эта пигалица. Спору нет, она девочка умненькая, иначе вряд ли осилила бы аспирантуру, тем более, что никакой особой поддержки за ней не чувствовалось. Но он долго сомневался в том, что она действительно хороший специалист. Наверное, месяца три – до зимней сессии. Все чудилось ему, что за этими спокойными серыми глазами, за этой странной прической – лесенка рыжеватых волос и косо состриженная челка, отчего глаза кажутся еще темнее и больше, а веснушки, вот странное дело, бледнеют, — чудилось ему, что за этим всем скрывается какой-то подвох.
И фамилия – Аринич. Нездешняя фамилия. Опасная. Говорящая: не приближайся, дурачок, съедят ведь!
Девицы на курсе сплетничали, что у нее был роман с каким-то писателем. Известным и скандальным, Макс забыл, как его зовут, едва услышал. Роман кончился трагически – а как еще могло быть, когда такие волосы и глаза?
А теперь дракон.
Ну что ему делать?
Занемевшими от холода и ветра руками он достал из-за пазухи радиотелефон, потыкал в кнопки, и телефон отозвался зеленым огоньком. Потом в ухо из трубки потекли неспешные гудки.
— Да, это здесь, — сказал Макс, когда гудки кончились и стало слышно, как на том конце трубки вздыхает другой человек. – Все как я говорил.