Проклятье! Ну кто просил Альберта распускать свой длинный язык!
При моем появлении Фридрих фон Нальц оторвался от газеты и растянул губы в некоем подобии улыбки.
— Виконт Крус! Не имел чести лично знать вас раньше…
Я в ответ лишь склонил голову.
Старик поправил обшлаг черного мундира, из которого торчало сухонькое запястье — словно объеденная падальщиками кость, — и спросил:
— Вы знакомы с моей дочерью, виконт?
— Был представлен на осеннем балу, — ответил я, обмирая от ужаса.
В кабинете враз стало жарко и душно. И дело было вовсе не в камине — его сегодня не топили. Горячий воздух волнами расходился от сидевшего за столом старика. То проявлялся талант сиятельного, и мне вовсе не хотелось становиться целью его приложения. Пару лет назад довелось лицезреть ссохшуюся мумию, оставшуюся от покушавшегося на главного инспектора анархиста, так от вида заживо запеченного человека потом мутило до конца дня.
— Были представлены на балу — и только? — уточнил сиятельный фон Нальц, никак внешне не выказывая клокотавшей в нем ярости.
— И только, — подтвердил я, старательно не смотря на собеседника.
Смотреть на него было просто-напросто страшно.
Но тут старик вдруг рассмеялся, смял газету и кинул ее в корзину для бумаг.
— Знаете, виконт, я вам верю. Безоговорочно, — удивил меня главный инспектор неожиданным заявлением. — Просто я слишком хорошо знаю свою дочь. Елизавета-Мария никогда бы не связалась с подобным… — Он брезгливо поморщился и откинулся на спинку высокого кресла. — Неважно! Важно, что с подачи болтливого рифмоплета пойдут слухи. А этого я так оставить не могу…
— Главный инспектор! — попытался я оправдаться. — Речь идет о другой Елизавете-Марии! Не о вашей дочери! Это простое совпадение!
Но Фридрих фон Нальц только покачал головой, и до меня вновь долетело дуновение призрачного жара.
— Виконт! Я могу представить вас в роли тайного воздыхателя, но никак не в роли героя-любовника, — с холодной безжалостностью отрезал старик. — Не опускайтесь до столь откровенной лжи.
— Мою невесту зовут Елизавета-Мария Никли, она из Ирландии. Ее родители приходятся родней бабушке по материнской линии. Я собираюсь представить ее на завтрашнем балу.
Главный инспектор задумался, будто решая сложную шараду, потом кивнул.
— Это было бы неплохо, — произнес он медленно и отстраненно, но сразу яростно сверкнул глазами. — Только учтите, виконт, если притащите с собой какую-нибудь дешевую актриску и опозорите мою дочь, я лично уничтожу вас, лично! Я заставлю вашу кровь закипеть в жилах и сварю вас заживо!
— Уверяю, главный инспектор, до этого не дойдет!
— Если стихотворное посвящение и в самом деле предназначено моей дочери, лучше сознайтесь прямо здесь и сейчас, — продолжил сиятельный фон Нальц уже абсолютно спокойно. — В этом случае мне придется вызвать вас на дуэль, но хоть умрете с достоинством. И не столь мучительно…
— Не стоит…
— Можете, разумеется, скрыться, но не советую, не советую. Очень не советую.
— Даже и в мыслях не было!
— Сгиньте с глаз моих, — проскрипел тогда хозяин кабинета, заканчивая аудиенцию.
Я незамедлительно выскочил в приемную, и воздух там показался просто ледяным. По спине немедленно заструился холодный пот, я кое-как успокоил сбившееся дыхание и спустился на первый этаж, но прежде чем успел распахнуть входную дверь, меня окликнули.
— Детектив-констебль!
Вздрогнув от неожиданности, я обернулся к дежурному, который выбрался из-за конторки с каким-то конвертом в руке.
— Вам корреспонденция! — сообщил констебль.
Я забрал непонятное послание, кивнул:
— Благодарю, — и вышел в отгороженный колоннадой портика двор, где подсобные рабочие без особого успеха пытались смыть наросшую за зиму копоть с белого мрамора статуи Фемиды.
С тяжелым вздохом я опустился на одну из расставленных вокруг фонтана скамей и осмотрел конверт из плотной бумаги с указанием одного лишь моего имени, без адреса, почтовых марок и упоминания отправителя. Недоуменно хмыкнув, достал из кармана складной нож, вспорол им клапан и вытряхнул на ладонь лаконичное приглашение посетить Банкирский дом Витштейна для обсуждения вопроса о вступлении в права наследования.
Я перечитал письмо два раза и недоуменно нахмурился. Поверенный за прошедший месяц так и не сумел добиться от дяди никаких бумаг по отходящему мне фонду, с чего бы тому форсировать события по собственной инициативе? И какое отношение к наследству имеет Банкирский дом Витштейна? Род Ко́сице иудеев никогда особо не жаловал.