Одна
Аня Кузницина вопреки обыкновению задержалась на рабочем месте. А не следовало бы – сменщица, до ужаса едкая тётка, не тот человек, с которым мечтаешь пересечься в конце рабочего дня. Захаровна невзлюбила Анюту сразу, когда та пришла в цех практиканткой. Так и шипела при виде неубранного стола или криво подвинутого стула. Позже Аня сообразила, что имеет смысл заканчивать работу раньше, чтобы сложить инструменты на место, сдать годные ответвители, отметить брак и припрятать заготовки на завтра. Ещё лучше и самой скрыться в туалете, или в «аквариуме» поболтать с табельщицей, которая ненадолго оставалась там одна – мастер между сменами устраивал перекур. Табельщица, к слову, тогда была другая – Наташка – приветливая молодая девушка, умеющая ладить и с начальством, и с монтажницами.
Со временем до Кузнициной, не без Наташкиной помощи, дошло, почему сменщица цепляется: Анюта работала на удивление шустро, брака почти не получала, и перспектива хорошей зарплаты у неё была куда реальнее, чем у Захаровны, у которой и глаз был уже не острым и координация подводила. За шесть лет работы Аня приспособилась «ставить придиру на паузу». Не буквально, конечно. Заткнуть Захаровну мог только мастер Митя Кедров, и то не всегда. Приходилось абстрагироваться – отключить приёмник в своей голове.
Анюта работала не торопясь: повторяла одну за другой операции бездумно, а мысли занимала сочинением стихов. Иногда особо удачные умудрялась надиктовывать или записывать в телефон во время перерывов. Ещё одно развлечение нашлось – придумывала сюжеты фильмов. Выработку снизила, зато монотонный труд стал не таким утомительным.
Сегодня так увлеклась поисками рифмы, что вернулась к действительности только, услышав звонок. Захаровна выросла рядом и пыхтела, как чайник со сломанным свистком. Анюта поспешно рассовала по местам инструмент, смахнула со стола соринки, собрала в переноску коробочки с ответвителями.
– А мусор кто за тебя вытряхивать будет? – пропела сменщица так громко, что другие тётушки повернулись, точно стайка рыбёшек по неслышной команде. Ещё бы! Ожидается начало представления.
Сколько раз Аня обещала себе не связываться, а тут не утерпела, ответила, ну и огребла. Чего только ей не высказали: и детей нет, хотя тридцатник скоро, и замуж не берёт никто, и заносчивая, и высокомерная, это одно и тоже, кажется. Опять же, у родителей на шее сидит – Захаровна таких насквозь видит. Мать жарит-парит, квартиру убирает, а дочура хвостом вильнёт и в путешествие. Забот никаких! Вот девки пошли беспутные какие.
Выбежав из цеха, Анюта прислонилась к двери спиной и застыла, стараясь унять подступившие слёзы. Не хватало зайти в переодевалку с красными глазами. Как назло в конце коридора показался Митя. Мастер заканчивал работу чуть позже, отмечал в журнале сделанное подчинёнными за смену и тогда уже собирался. Прошмыгнуть мимо него не получилось.
– Кузнецова, ты чего? Тебе плохо?
Аня открыла рот, но Митя поправился сам:
– Кузницина. Да. Никак не запомню. Так что?
– Всё нормально. Давление низковато. Встала резко, – схитрила девушка.
Кедров ещё что-то хотел сказать, но Анюта ускользнула.
Вадим ждал на проходной. После первой смены он встречал Аню не часто, когда позволяла работа, зато вечером обязательно провожал до дому. Сейчас лучше бы и не приходил! Кузницина ничего не сказала, стерпела ритуальный поцелуй и пошагала вперёд. Вадим извиняющимся тоном объяснял, почему не будет встречать её на следующей неделе.
– Жаль, конечно, у тебя как раз вторая смена, но отложить не получается. – Не дождавшись реакции, продолжил: – ничего страшного, не беспокойся. Обычное обследование. Но кровь из носу, надо сейчас проходить.
Вадим говорил и говорил, и Анюта должна была заметить его непривычную словоохотливость – не заметила. Вадима не слушала. До самых дверей ни одного слова не проронила. В голове застрял вердикт сменщицы. Обидно было, что во многом та права. Кто ей Вадим? Ни муж, ни жених. Ну, отпуск вместе проводят, выходные, а живут в разных домах. Встретит после работы у проходной, возьмёт под руку, доведёт до порога, поцелует, и «До свидания, родная». Родная?
А сейчас даже не поцеловал, спросил только:
– Ты не слушала меня?
Вот тут Анюту и прорвало. Наговорила столько всего, что половины не запомнила. Но и того, что помнила, хватило бы на неделю. Досталось и маменькиным сынкам, которые не желали создавать свои семьи, и набалованным самовлюблённым хлыщам, к которым Вадима никак нельзя было отнести, и вообще всему мужскому населению планеты.
Убежала, хлопнув дверью подъезда. Доводчик сломан, а придержать забыла, до того ли.