Однако и отец Маркса взирал уже порою с тайным страхом на «демона» в душе любимца сына. Но он умер через несколько дней после того, как Карлу исполнилось двадцать лет. Его мучили не мелкие заботы и тревоги матери-наседки, мечтавшей об удачной карьере для сына, а смутный страх перед гранитной твердостью характера Карла, чуждой его собственной мягкой душе…
Далекий от мещанской узости взглядов, отец охотно касается в письмах умственных интересов сына и восстает решительно — и вполне основательно — только против его влечения сделаться «заурядным рифмоплетом». Тешась мечтами о будущем своего Карла, старик «с поблекшими волосами и несколько подавленным духом» не мог, конечно, не задавать себе порой вопроса, соответствует ли сердце Карла его голове, присущи ли ему земные, более нежные чувства, которые приносят столько утешения в этой юдоли скорби.
Со своей точки зрения он имел право сомневаться в ном, истинная любовь к сыну, которую он «лелеял в глубине сердца», делала его не слепым, а ясновидящим. Но человеку не дано предвидеть конечных результатов своих действий, поэтому Генрих Маркс не думал и не мог предположить, что сам он, щедро наделив сына даром буржуазного воспитания, развязал крылья опасному «демону», относительно которого он сомневался, «небесного» ли он или же «фаустовского» происхождения…
Труднее выяснить, что дала подраставшему Марксу школа. Карл Маркс никогда впоследствии не упоминал ни об одном из своих школьных товарищей, и мы также не располагаем воспоминаниями кого-либо из них о Марксе. Довольно рано он окончил гимназию в своем родном городе; его выпускное свидетельство помечено 24 сентября 1835 года. Как водится, оно напутствует даровитого юношу благословением и добрыми пожеланиями и содержит шаблонные отзывы о его успехах по отдельным предметам. Все же в школьном свидетельстве отмечено, что Карл Маркс хорошо переводил и объяснял труднейшие места в древних классиках, особенно такие, где трудность заключается не столько в своеобразии языка, сколько в содержании и логической связи мыслей; его латинское сочинение обнаруживает богатство мысли и глубокое проникновение в сущность предмета, но перегружено не относящимися к предмету замечаниями.
На экзаменах у него не ладилось дело с законом божиим и отчасти с историей. Зато в немецком сочинении он высказал мысль, которая показалась «интересной» и экзаменаторам, а нам должна казаться еще интереснее. Темой этого сочинения были «Размышления юноши при выборе профессии». Отзыв экзаменаторов гласил, что работа Карла Маркса обращает на себя внимание богатством мыслей и хорошим, планомерным распределением материала, но что автор снова проявляет присущий ему недостаток — чрезмерное стремление к красочности, образности выражений. Затем дословно приведена одна фраза: «Мы не всегда можем избрать ту профессию, к которой чувствуем придание; наши отношения в обществе до известной степени уже начинают устанавливаться еще до того, как мы в состоянии оказать на них определяющее воздействие». Так уже в детском уме Маркса мелькнула зарницею мысль, всестороннее развитие которой составляет бессмертную заслугу его зрелых лет.
…Осенью 1835 года Карл Маркс поступил в Боннский университет, где в первый год, по-видимому, не столько изучал юридические науки, сколько просто «пребывал в университете».
Непосредственными сведениями о боннском периоде жизни Карла мы не располагаем, но, судя по тому, как это отразилось в письмах отца Маркса, молодая кровь заявляла о своих правах. О «безрассудствах» и «беспутстве» отец писал позднее и под сердитую руку. Тогда же он только жаловался, что сын присылает ему «счета à la Карл, без связи и без подведенного итога». Счета, впрочем, и впоследствии не сходились у этого классического теоретика денежного обращения.
По истечении первого веселого года в Бонне Маркс к благословенном возрасте — восемнадцати лет — (делался женихом своей подруги детских игр, близкой приятельницы его старшей сестры Софьи, которая содействовала союзу юных сердец. Помолвка Маркса казалась тоже сумасбродной студенческой выходкой, но была на самом деле первой и самой прекрасной победой, одержанной прирожденным властителем. Отец Маркса находил вначале победу сына совершенно «непонятной» и лишь тогда уразумел ее, когда открыл, что в невесте Карла есть «нечто гениальное» и что она, не в пример заурядным девушкам, способна приносить жертвы.
Женни фон Вестфалей отличалась действительно не только необыкновенной красотой, но и столь же необыкновенным умом и характером. Она была на четыре года старше Карла Маркса, но все же ей было немногим более двадцати лет, она находилась в расцвете юной красоты, ее окружали поклонники, и, как дочери высокопоставленного чиновника, ей было обеспечено блестящее будущее. И всем этим она пожертвовала, как выражался старик Маркс, ради «неверного и полного опасностей будущего». Отцу иногда даже казалось, что и в ее душе живет тот же страх и тревога, которые беспокоили и его. Но он глубоко верил в этого «ангела» и «волшебницу» и пророчил сыну, что она не променяет его ни на какого князя.
Будущее оказалось на деле еще более неверным и опасным, чем оно рисовалось Генриху Марксу в минуты самых тяжелых предчувствий. Однако Женни фон Вестфалей, сияющая детской прелестью на своем юношеском портрете, с непоколебимым, геройским мужеством хранила верность своему избраннику среди самых тяжких жизненных страданий. В заурядном смысле слова она, может быть, и не облегчала ему тяжелого бремени жизни, ибо была избалована с детства и не всегда умела справляться с мелкими житейскими невзгодами, как справилась бы на ее месте закаленная пролетарка. Но в другом, более высоком смысле — в отношении понимания его творчества — она стала достойной подругой своего мужа…
Молодые люди обручились, не спросясь родителей невесты, что немало смущало совестливого отца Маркса. Но очень скоро последовало согласие и Вестфаленов. Тайный советник Людвиг фон Вестфалей, несмотря на свои имя и звание, не принадлежал ни к восточноэльбскому юнкерству, ни к старопрусской бюрократии…
Карл Маркс в течение всей своей жизни отзывался о Людвиге фон Вестфалене с большой признательностью и сердечностью. Не только потому, что Вестфалей был отцом его жены, называл он его «дорогим другом, заменившим ему отца», и уверял в своей «сыновней любой». Вестфалей декламировал от первой до последней строчки целые песни из Гомера, знал наизусть большую часть драм Шекспира как по-немецки, так и по-английски. В «старом вестфаленском доме» Карл Маркс находил духовную пищу, которой не мог дать ему родительский дом и тем более школа. Сам он был с давних нор любимцем старика Вестфалена, который, может быть, и потому еще дал согласие на помолвку, что помнил о счастливом браке собственных родителей. Ведь в глазах общества девушка из стародворянского баронского рода тоже сделала неподходящую партию, выйдя замуж за гражданского тайного секретаря, бедняка и притом не дворянина…