— Ни о чём таком я не подумала, — быстро перебила его она и направилась с гордым видом к балкону. Клаусу до чёртиков было интересно: именно о том самом она подумала? И почему так испугалась? И заметила ли она смену его «дорогуша» на «любовь моя»?
— Ну и в чём заключается твой сюрприз? — с нетерпением спросила Кэролайн. — В толпе туристов?
— Бери выше, любовь моя, — на последнем Клаус сделал особенное ударение, но она опять не обратила на новое ласкательное внимания, что совсем не верилось ему, но первым он не желал спрашивать ни в коей мере. — Сейчас ты будешь их рисовать.
— Я буду что? — Кэролайн озадаченно обернулась. — Серьёзно? Как ты это себе представляешь, дорогой.
— Полагаю, у нас с тобой обоюдная смена ласкательных. — Кэролайн закатила глаза в раздражении. — Хорошо, пускай это будет маленькой игрой. Ну, а сейчас, — Клаус кивнул в сторону, где стоял мольберт с чистым холстом и рядом с ним столик, на котором лежало всё необходимое, кроме мелков и карандашей. — Ты попробуешь совершенствовать свой талант, Кэролайн.
— Нет, нет, я не смогу, Клаус. — Она попыталась выскользнуть обратно в мастерскую, но он придержал её за руки.
— Не беспокойся, я помогу тебе. Давай, любовь моя, — уговаривал смущённую Кэролайн Клаус. — Я отличный учитель.
— Хорошо, но если я увижу в твоих глазастеньких глазах хоть капельку смеха, то ты меня ничем не удержишь, дорогой. — Она нехотя развернулась и подошла к мольберту.
— Скоро ты поймёшь, что рисовать стоя намного удобней, чем сидя на полу скрюченной до невозможности.
— Ладно… И что со всем этим делать, мой опытный учитель?
***
Сказать, что его это забавляло, ничего не сказать. Он призывал к себе всех всемогущих существ во вселенной, чтобы не сорваться и не рассмеяться в голос. После того как он рассказал, как сочетать краски и прочие премудрости рисования акварелью, Клаус сидел за столиком в плетёном кресле и наблюдал то за толпой внизу, то за ней. Он, конечно, мог бы не смотреть на улицу, но уж слишком сильным было искушение для веселья. Иногда она стреляла в него подозрительными взглядами, проверяя его состояние.
— Нежнее, любовь моя, — нравоучительным тоном повторял ей Клаус, — мазки должны быть плавными. Резкие позволяются в исключительных случаях.
Как только он показал ей всё, взяв её руку с кистью, и помог сделать несколько первых мазков, Кэролайн прогнала его и запретила смотреть до самого завершения. Клаус всё же желал несколько раз подойти и помочь, когда она от отчаяния закусывала нижнюю губу до крови, но она, словно чувствуя его стремление, кидала предостерегающие взгляды.
Улица была оживлённой, и Клаус ещё до того, как вывести её на балкон, внушил нескольким туристам оставаться на своих местах, чтобы Кэролайн было легче срисовывать. Странно, но она лишь несколько раз за несколько часов посмотрела вниз и по сторонам.
— Ну, всё, — услышал он её звонкий голос и перевёл взгляд на неё, — не то, что ты мне задавал, но, по-моему, тоже неплохо для первого раза. Завтра дорисую.
Клаус с готовностью поднялся и подошёл к ней сзади. Не то, что он задавал? Да она вообще всем пренебрегла. Как Клаус и подозревал. Вот почему Кэролайн не смотрела на улицу: она её просто не срисовывала.
— На тебе чёртовы обереги, Кэролайн, так какого дьявола ты нарисовала? — Не то чтобы она изобразила всё прям так ужасно. Для первого раза действительно, отметил Клаус, было не плохо. Его больше разозлило её неповиновение.
— Это не будущее, а прошлое, и я рисовала по памяти, — чопорно заметила Кэролайн, — плюс ещё фантазия. Мы с Тристаном пять лет назад были на Карибских островах, и мне особенно запомнился закат на горизонте спокойного моря.
— Интересно, — Клаус силился, дабы не взорваться, но всё же не выдержал, взял её за руку и развернул к себе, — а сидящая парочка на берегу? Полагаю, вы с Тристаном? Как мило, дорогуша. — Кэролайн смотрела на него обескураженно, не понимая, на что он так разозлился. — Значит, у вас с ним всё-таки была романтическая история? Поэтому ты так спешишь к нему и даже вызвала Тристана, чтобы он забрал тебя, спешишь к любовнику? Ты твердишь, что не терпишь к себе любые прикосновения, но только посмотри, — Клаус развернул её обратно к мольберту, — ты его обнимаешь, а он тебя. А мои прикосновения?
— Притормози, глазастенький. — Кэролайн ударила его локтем, и Клауса от удара отбросило к стене. Она развернулась и холодно улыбнулась ему. — Столько вопросов, даже не знаю, на какой из них дать ответ первым. Да и зачем?
— А ты попробуй ответить на самый главный, по твоему мнению, — нетерпеливо перебил её Клаус. Она нацепила на себя маску полного спокойствия, села в плетёное кресло и, взяв со стола тряпочку, стала с усердием оттирать руки от краски.
— Присядь, Клаус, — она кивнула в сторону противоположного кресла, — а то ты сейчас лопнешь от своей ревности. Как я понимаю, это она тебя гложет. — Не было смысла отрицать очевидное, и он послушно сел напротив её, терпеливо ожидая, когда она продолжит. — Сказала ведь, прошлое плюс моя фантазия. Парочка на берегу — мой вымысел, не более. Когда я отдыхала с Тристаном на Карибах, я гуляла по берегу в одиночестве и очень любила вот так сидеть и наблюдать за красным закатом. Мужчина — мой вымысел. И вообще, с чего ты взял, что это Тристан? Он ведь сидит спиной? — Кэролайн взяла свой бокал и сделала несколько глотков шампанского.
— Мне так показалось, — буркнул Клаус, уже немного успокоившись. — Что насчёт ваших отношений?
— Их никогда не было и не будет ни с ним, ни с тобой, ни с кем бы то ни было ещё. — Кэролайн с грустью во взгляде посмотрела на толпу, затем посмотрела на него. — Я знаю, что ты влюблён, но поверь, тебе не нужна такая, как я, поэтому я хочу быстрее уехать и только поэтому вызвала Тристана. Ни тебе, ни мне не нужны перемены в жизни. Ни я и ни ты не готовы к ним.
— Говори за себя, дорогуша, — Клаус поддался к ней и коварно улыбнулся, — ты чувствуешь то же, что и я, Кэролайн.
— Нет, — Кэролайн отрицательно покачала головой, — не чувствую, Клаус. Я давно уже ничего не чувствую. А твои прикосновения просто не так мне противны, как остальные, не более.
— Расскажешь почему? Сказала «А» — говори «Б», — упрямо заявил Клаус.
— Это давняя история, когда я была ещё человеком. Довольно распространённая и избитая, но оставила сильный осадок в моей душе, а когда я стала вампиром, отвращение лишь усилилось. — Клаус втянул в себя воздух и шумно выдохнул, уже подозревая, что с ней случилось.
— Если тебе больно вспоминать, то я не буду настаивать…
— Нет, — печально улыбнулась Кэролайн, — сейчас я поймала себя на мысли, что хочу в первый раз кому-то излить свою душу — тебе, Клаус… Мне было четырнадцать, когда моя мать умерла. Я осталась с отчимом. Как же я ему доверяла и любила как родного отца. Одним зимним вечером он попытался надругаться, но мне удалось сбежать из дома. Меня спасла домработница, которая зашла как раз вовремя в мою спальню. Это было настолько мерзко и противно, что я долгое время слонялась по лондонским улицам, страшась любого прохожего, умирая от голода, холода и жажды. Дар предвидения мне достался от бабушки, но мать всегда называла это проклятьем. Мне пришлось стать уличной гадалкой, чтобы заработать себе на хлеб. Вот и вся история.
— Мне жаль, но не все такие, как твой отчим, — заметил Клаус. Его сердце сжалось от жалости к ней. Он с ужасом представлял, что ей пришлось пережить, и теперь это ещё больше всё усложняло.
— Он был моей первой жертвой, когда я стала вампиром, — усмехнулась Кэролайн, поднимаясь, — и последней, когда я не корила себя за убийство, так что не жалей, Клаус.