— Глаза! В глаза ему смотри! — закричал я. Сам я уже вряд ли справился бы со вторым Охотником — глаза очень сильно устали, веки сами падали, перед моим лицом кружила серая муть. — Не отводя!
— Не получается! — он неудачно пытался вырываться и отводить лицо, что бы слизь не попала ему в рот. — Не могу, не действует!
Не было времени думать, почему у меня получилось, а у Вальки нет. Я бешено заозирался по сторонам, заметив, что ни Поля, ни третьего Охотника здесь нет вообще. А может, их два было? Я поежился. Наконец, я увидел то, что вселило надежду. Обломок меча, который метнув в меня "инквизитор". Я не знал, что будет, если я, живой человек, возьму в руки почему-то не испарившуюся часть Охотника Дороги. Но я об этом и не задумывался. Ладонь неприятно защипали остатки слизи, но на это я не обратил внимания — я подбежал к Вальке и воткнул меч в сгусток, прицепившийся к нему. Тот знакомо зашипел, зашевелился и задвигал своим склизким телом, но отпускать моего друга не собирался — напротив, он только сильнее скрутил его, так что тот совсем скривился от боли. Мое сердце колотилось с удвоенной энергией, я бешенно думал, что же предпринять. Это же надо так вляпаться, а?! Так… Меч он обтек, он же полужидкий и изворотливый. А что, если попробовать в этот самый глаз воткнуть, если он у него такой уязвимый… Я поднатужлся, вытягивая меч из черного желе тела Охотника и попытался воткнуть обломок в красный огонек. Но единственный глаз Охотника метнулся и внезапно оказался совершенно в другой части его бесформенного тела. Мне повезло. Второй раз за этот странный вечер чудовище само наткнулось на мой взгляд. Я по инерции всадил клинок в вязкое тело, и именно в этот момент поймал его пронзительный взгляд. Пошатнувшись. Я чуть не упал — уж слишком много сил это у меня отняло. Я из последних сил старался не отводить от него глаз, чувствуя, что могу потерять сознание в любой момент. Этот красный глаз тянул из меня силы, которых осталось уже немного… А между тем меч, который я вонзил в Охотника, свободно отделил солидную часть его тела. Видимо, он не мог срастаться, потому что изо всех сил боролся со мной и отвлекаться на восстановление не успевал. Отрезанный кусок упал на землю и растекся по траве безжизненной массой, которая тут же испарилась. Увидев это, Валька стал еще яростнее рваться из черных пут, которые заметно ослабели. Я приготовился, крепясь из последних сил, и, когда черные щупальца отдалились от Вальки на безопасное для него расстояние, ударил еще раз. Охотник взметнулся и упал на землю. И — испарился издав страшный свист.
— Вот видишь… Не так уже все и страшно… — Пробормотал я и тоже рухнул. Обломок черного меча я отбросил — ладони были обожжены, как будто бы кислотой. Но это было ничто по сравнению с той болью, которая навалилась на глаза. Они просто горели, как будто в них воткнули тысячи раскаленных булавок. Я закрыл веки. Боже, какое блаженство! Открывать их не хотелось ни за что на свете. Но нужно было, потому что неизвестно куда делся Поль. Впрочем, вот он — с потным лицом выбежал из-за кустов.
— Мой готов! — выдохнул он. — Петя, что с тобой? Что он сделал?
— Ничего… — я, пошатываясь, встал и оперся о его плечо. Улыбнулся. — Теперь уже ничего. Все закончилось. Хорошо закончилось. Мы победили их, молодцы, ребята.
— А вон и пещера! — показал рукой Валька. И правда, пещера находилась буквально в пяти шагах. Неприятный туман рассеялся, лишь мутная пленка все еще кружила перед сильно болящими глазами, а в лес, ставший снова живым и красивым, вернулись привичные ночные звуки. Мы трое еле доковыляли до пещеры, казавшейся такой родной и доброй. Я сел, прислонившись к стене, и закрыл глаза. Сон наступил сразу же, мгновенно. Крепкий. Безо всяких сновидений.
Проснулся я, как ни странно, раньше всех. Даже сам удивился. Вчера так вымотался, а тут проснулся с рассветом. А может, это вошло у меня в привычку? Валька лежал у противоположной стены, а Поль опять перевернулся во сне в волчонка и лежал прямо у меня под боком. Может, мерз? Было достаточно тепло… Вроде. Я не удержался и легко, что бы не спугнуть сон, погладил его по спине. И попытался встать. Тут же острая боль пронзила мою праву ногу, и я со стоном рухнул обратно. Что такое? Я посмотрел на затекшую за ночь ногу. Она опухла и покраснела. Я вспомнил, как она трещала и саднила вчера. Неужели я ее сломал? Было очень больно, но я еще раз попытался встать. Может быть, не сломал, может, просто очень сильно затекла, повторял я как молитву. Просто очень хотелось, что бы это было так. Но… Болеть нога не перестала. Встать как-то получилось. Но только я случайно оперся на больную ногу, боль усилилось до такой степени, что захотелось крикнуть со всей силы. До сих пор не понимаю, какими силами я удержался от отчаянного крика. Перекинув вес на здоровую ногу, я отдышался и стал шепотом повторять:
— Надо идти… Надо идти… Идти… Надо…
Почему-то верилось, что если я переборю эту боль, если я смогу пройтись — она уйдет. Я аккуратно сделал шаг. Снова больно. Еще. И еще. Через десять шагов я не выдержал и рухнул на влажный мох. Но… Как же? Как так могло получится? Я чуть не плакал от отчаяния. Идти так я долго не смогу. Но ведь надо, ведь не оставаться же здесь! И не могут же ребята нести меня на руках! Костыль, что ли сделать? Из ветки какой-нибудь… Глупо. Все равно быстро я идти не смогу, а ведь нужно идти. Идти необходимо, в этом смысл самого пребывания на Дороге, так почему же так случилось?! Я встал. Голова немного кружилась от дикой боли, но я пошел снова. Пошел, что бы доказать себе, что я могу снова идти. Нет. Мересьева из меня не получилось — нога болела все больше. Но возвращаться я не мог. Это значит задержать Вальку с Полем, значит, не дать им идти… Значит, нужно уйти от них. Далеко. Спрятаться куда-нибудь и исчезнуть из их жизни, что бы не мешать им. Они, разумеется, будут искать меня, если я уйду… Значит, нужно спрятаться так, что бы не нашли. Но… Куда я мог уйти — со сломанной-то ногой? Внезапно я увидел дерево с большим дуплом. Может быть, туда залезть, подумалось мне. Я подошел к нему, чувствуя, что если дупло окажется для меня маленьким, искать какое-то другое укрытие я уже не смогу, рухну под деревом. Подтянувшись на рукой в не слишком высокое дупло, я обрадованно понял, что не только умещусь в нем полностью, но еще и не буду виден снаружи — ту часть отверстия, которая была видна с тропинки, закрывал большой кусок коры. Я устроился поудобнее, так, что бы не давить на ногу. Кто знает, сколько мне тут еще просидеть? Может, день, может, два. Может, больше. Я отвалился к трухлявой, но еще достаточно крепкой для моего веса, не такого уж и большего, задней стенке дупла и сам не заметил, как снова задремал. Боль почти успокоилась…
Вот на этот раз сны были. Снилось что-то совсем невообразимое. Какие-то черные разводы, пестрые круги. Дорога в этом сне внезапно из гостеприимной песчанной тропки с зелеными лесами по бокам превратилась в зловещий мост из круглых точеных камней, висящий в открытом космосе. Боже, как холодно было там! Холодно, тоскливо и пусто. И рядом никого. Совсем никого, на много километров кругов — там все пространство просматривалось. Нога там не болела, зато зажглась резкой болью обожженая рука. Я удивленно посмотрел на нее. Ведь вчера там был просто ожег, все следы черной слизи я стряхнул! А тут она пузырилась, прямо кипела в этом ледяном космосе. Внезапно я увидел, что вовсе не следы "инквизитора" это кипят, а моя собственная кожа. Почему она такая черная? Я понял это почти сразу. Нельзя было брать меч. Он был… Заразным. Но почему? Что я сделал не так, чем заслужил это? Я справился, справился с ними! Я спасся сам и помог другу! Откуда столько несчастий — на меня одного?! Я в отчаянии остановился. Зачем идти куда-то, когда… Уже пришел? Да и не Дорога это уже… А может, так она видится Охотникам? Я сел на холодные камни. Вот и хорошо, подумалось мне, что я вовремя ушел от ребят. Рассказ мистера Кона отчетливо всплыл в моей памяти. Я не хотел ждать того момента, когда потеряю контроль над собой и превращусь в кровожадное чудовище. В какой-то миг у меня даже мелькнула мысль сигануть с этих камней в черную бездну внизу. Остановило меня только то, что я сомневался, изменит ли это что-нибудь. Да к тому же наконец пришло осознание, что это очередной сон. Может, и правда? Может, наконец, просто сон, а не кошмар насланный Охотниками? Тем более, они мертвы. Во всяком случае, те, которые преследовали нас. Значит… Некому больше сны насылать? А может, они тут не при чем, может, они только воздействовали на сны, а насылает их сама Дорога? Есть ли надежда, что этот сон никак не повлияет на реальность? Ведь не осталась же рана от арбалетной стрелы, а рука Вальки даже зажила! Я, полностью запутавшись, заколотил горящей рукой по камню. Боль усилилась, а черные части ладони прямо ожили! Превратились в какие-то маленькие щупальца и сами собой повлекли руку к голове. Я отпрянул. Глаза расширились от испуга, и я попытался отвести руку от лица. Ничего не вышла. Рука не гнулась и грозила сломаться, словно это была деревянная швабра. На концах черных щупалец, по длине достигавших уже полуметра и извивавшихся во все стороны, зажглись два пронзительных красных огонька и устремились прямо мне в глаза. Обычно люди закрывают глаза в таких ситуациях. Конечно, если бы я их закрыл, для меня все было бы кончено: шупальца вырвали бы мне их и вставили огоньки, и проснулся бы я уже Охотником. Но… С детства у меня была одна привычка: когда я сильно пугался, я распахивал глаза очень-очень широко. Видимо, страх пересилил боязнь за глаза. Это была еще одна случайность. Опять, еще раз мой взгляд пришелся прямо на красные огоньки. Это значительно отдалило их от меня. Я все сооброзил и начал вглядываться в них с удвоенной силой. Это было легче, чем вчера — видимо, дело было в том, что это опять сон. Легче — но дольше. Не знаю, сколько я так просидел, вглядываясь в злобные огни на качающихся отростках, тянущихся от моей собственной руки. Наконец, огни потухли, сверкнув напоследок, и щупальца, засохнув, посерев и скукожившись, отделились от моей ладони. Я брезгливо стряхнул их в космос. я понял, что еще одно испытание Дороги я с честью выдержал. Тут я и проснулся.