И вот летним днем в кабинете Дудникова, уже работавшего начальником Ленинского райотдела милиции Кишинева, раздался телефонный звонок. Звонил один из бывших приятелей Барсова:
— Товарищ подполковник, вы, наверное, соскучились по Барсову? Если хотите его видеть, приходите в закусочную возле базара. Я только что с ним распрощался, а он еще сидит с одним знакомым. Приехал с женой на несколько дней. Одет в рубашку цвета хаки, серые брюки. Уже под «мухой».
Никанор Хрисанфович давно ждал этого звонка. Через несколько минут в сопровождении сотрудника милиции был на месте. В закусочной толпился народ. Не сразу отыскал подполковник (разумеется, в штатском) знакомое по приметам лицо. Все совпадает: и рыжеватые волосы, и серые холодные глаза, и шрам на левой щеке. Чтобы увериться окончательно, офицеры милиции, взяв бутылку пива, подсели за соседний столик. Прислушались: разговор идет о Якутске, самолете, билетах. Что делать? Брать тут же? Нет. Надо задержать Барсова, но так, чтобы он не понял, за что. А потом, когда подозреваемый (да, еще подозреваемый, ибо улик не хватало) начнет нервничать, беспокоиться — предъявить ему обвинение. Одним словом, использовать морально-психологический фактор — союзник любого дознания. Думал он привлечь в союзники и жену Барсова, которая находилась в Кишиневе, но не участвовала в его «теплых» встречах с приятелями.
Таких встреч в тот день было немало. Иван к вечеру едва держался на ногах. Наконец, он остался один и, пошатываясь, брел по проспекту. Тут-то к нему и подошли двое крепких ребят с повязками дружинников. Разговор был коротким. На оказавшейся «случайно» неподалеку милицейской машине пьяного отвезли в вытрезвитель. Жена, тщетно прождав весь день и зная привычки своего супруга, забеспокоилась. Ведь надо уезжать через два дня. Дежурный по городскому управлению милиции, куда позвонила женщина, ответил, что гражданин Барсов задержан, и посоветовал обратиться в Ленинский райотдел. Стоял уже поздний вечер, когда в кабинет начальника отдела вошла худенькая женщина с усталым, раньше времени постаревшим лицом.
— Где мой муж Барсов? — был ее первый вопрос.
— Не беспокойтесь, он просто изрядно выпил, и мы его отправили в вытрезвитель, — поспешил успокоить взволнованную, пожалуй, даже слишком для такой, в общем, банальной истории, женщину.
Дудников постарался перевести разговор в интересующее его русло, вызвать женщину на откровенность. За многие годы работы в милиции он привык иметь дело с совершенно разными людьми и стал неплохим психологом. Вот и сейчас он посочувствовал женщине, сказал, что понимает ее, плохо, когда муж, отец двух детей, пьет. Слово за слово, и женщина расплакалась. Николай Хрисанфович поспешил успокоить ее, а потом сказал:
— Придется вам ехать в Якутск одной. Барсов задержан за преступление, гораздо серьезнее, чем пьянство.
— За какое же? — женщина изобразила на лице удивление.
— А за то, о котором он вам рассказывал.
Расчет оказался верным.
— Вижу, вы все знаете, — устало произнесла она. — Скрывать не имеет смысла, да и так, возможно, лучше будет.
И рассказала, как однажды в Якутске Иван в пьяной откровенности признался, что убил человека. Когда приехали в Кишинев, он показал ей место преступления. Показания Барсовой записали на магнитофон, засняли на кинопленку.
На другой день, когда Барсов пришел в себя, его доставили в отдел милиции. Трудным был этот разговор. Целых шесть часов продолжался. Подполковник и следователь прокуратуры заходили и с той стороны, и с этой. Барсов упрямо отказывался.
— Ваш отказ от показаний принесет вам только вред, — убеждал Дудников. — Это — не умышленное убийство, вы даже не знали покойного. Все это суд учтет. Решайте — ваша судьба сейчас в ваших руках.
Наконец Барсов поднял голову и тяжело выдавил:
— Не расстреляете?
— Это решать не нам, а суду. Думаю, что нет.
— Ну, хорошо, тогда буду говорить.
…Стоял июль 1966 года.