- Там… люди…- прерывисто и хрипло выдохнул Черных.- Подойдите к окну… Передам…- и исчез в дыму и пламени.
Люди с тревогой ждали. Вдруг вылетело выбитое окно. В его проеме показался Николай. В руках он держал заведующую детским садом. Одежда его дымилась. Пограничники подхватили безжизненное тело женщины.
- Вылазь! - закричали они другу, протягивая к нему руки.
- Прыгай!
В то же мгновение с угрожающим треском рухнула крыша. Люди в ужасе отпрянули. Все поняли - Николаю уже ничем не поможешь.
А ему было неполных двадцать. После службы, побывав на родном Полесье, он мечтал поехать на строительство Байкало-Амурской магистрали. В политическом отделе уже была заполнена на него путевка. Здесь же осталась грамота райкома комсомола за ратный труд.
Черных не поехал на комсомольскую стройку, он не получил свою грамоту.
Не успел…
Родина высоко оценила подвиг воина - он посмертно награжден медалью «За отвагу на пожаре», его имя навечно занесено в Книгу почета ЦК ВЛКСМ.
В редкие свободные часы пограничники заставы имени Николая Черных собираются в Ленинской комнате. Баянист, привычно растянув в проверочном аккорде меха, начинает знакомую мелодию. Задумчивые, трогающие душу слова с грустью подхватывает один, второй:
…Им носить бы теперь боевые награды,
Только жаль - не успели вручить ордена…
Песня растет, ширится. И вот она уже вырывается в распахнутое окно и летит по улице, носящей имя героя-пограничника. Звуки ее, постепенно стихая, сливаются с тихим шелестом листвы молодых деревьев в сквере, разбитом на месте солдатского подвига.
Помнят Курилы полесского паренька в зеленой фуражке. Тяжело вздыхает суровый океан. Грустно шумит остролистый бамбук. Печально роняет листья береза, растущая в раздвоенном стволе сосны на высоте двух метров. Ствол сосны еще хранит тепло его ладони…
ЭДУАРД КОРПАЧЕВ
ОХОТА В БЕЛОВЕЖСКОЙ ПУЩЕ
Очерк
И день и два готов был он, Михаил Артюшин, вот так, как сейчас, мчаться на машине через пущу, чтобы тянулись по обе стороны дороги темные ели и безупречно прямые мачтовые сосны, чтобы можно было остановить машину, выскочить, глотнуть целебного пущанского воздуха, оглядеться вокруг, а потом еще раз взглянуть на эту прекрасную заповедную местность, но уже через линзу фотоаппарата. И запечатлеть дорогу под соснами, или вспугнутого, улетающего в чащу глухаря, или череду зеленых курчавых кустиков у дороги, запечатлеть обычную красу родимой пущи. Снимки будут храниться не только у него, они нужны и старшему охотоведу заповедника Виктору Антоновичу Вакуле, который и просил его заснять эту живую красу.
Да, пускай это совсем иная охота, без ружья и без выстрелов, бескровная охота, но все-таки каждый раз Артюшин, приставляя к глазам аппарат и щелкая затвором, словно производил самый удачный выстрел. Тут никакого промаха, тут обязательно будет снимок, будет пуща на снимке, корабельные сосны, будет птица или зверь! И невольно забывалось ему на мгновение, что он старший лейтенант и начальник заставы, и становился он в эти минуты, когда глядел окрест через линзу фотокамеры, самым азартным охотником, человеком с веселой кровью, таким неутомимым человеком, который жаждет погони, выстрелов, неожиданностей.
Да только жаль, что у начальника заставы очень мало свободного времени, когда он может превращаться в счастливого охотника.
- Ну, а теперь к шлагбауму,- повелел он водителю и со вздохом упрятал в футляр фотоаппарат, где на пленке одно и то же: пуща, сосны, живая птица, живой зверь.
И как только машина тронулась по дороге туда, в сторону шлагбаума, где пост и откуда начинается пограничная зона, Артюшин подумал о том, что желание превращаться в счастливого охотника в нем вовсе не из-за отсутствия в каждодневной жизни напряженных минут, погонь по следу и всяческих неожиданностей, а потому, что непреодолимо хочется побывать среди тишины, в чаще, среди этой вечной красы. Ах, как славно дышится, хоть на считанные мгновения ставшему праздным человеку в одиночестве, в заповедных краях, как охотно ловит слух птичий голос, как полнится грудь от всех этих восхитительных лесных ароматов! Что и говорить, согласен и день и два колесить по великой Беловежской пуще, удивляться, радоваться, смотреть… И каждый, кто служит на границе, кто знает бессонные ночи и тревожные часы недреманной жизни на рубежах страны, поймет это желание побыть среди тишины, обновиться душевно, вздохнуть глубоко и счастливо.