На какое-то мгновение он оторвал взгляд от толпы и заставил себя взглянуть вверх. На здании Совета управляющих уже был вывешен трехцветный флаг каппелевцев. «Значит, все! — мелькнуло в сознании. — Приморское правительство ДВР пало». Но то, что он увидел в следующую секунду, сразу же придало ему силы. Чуть дальше, над желтой крышей здания, где располагался штаб дивизионов народной охраны, на Полтавской, 3, полыхал в огне полуденного солнца красный с синим флаг республики. И оттуда теперь доносилась ожесточенная перестрелка.
Решение созрело мгновенно. Он должен во что бы то ни стало добраться до своих. Они в этом здании. Они ведут бой.
Он сейчас же бросится в толпу бегущих, будет, как и все, орать и размахивать руками, а затем, поравнявшись с улицей Петра Первого, побежит вверх и, обойдя здание с тыла, попытается пробраться к своим.
Первую часть задуманного он осуществил быстро, без всяких осложнений, но, очутившись у массивных ворот штаба и пробарабанив в них некоторое время кулаками, понял: бесполезно.
«Кто может услышать меня при этой трескотне? — в отчаянии подумал Галицкий. — Да если и услышат, то все равно не откроют. Ворота эти, наверное, под прицелом. Ведь через них могут проникнуть каппелевцы... Вот если попытать счастья через балкон».
Секунду он колебался. Пробираться таким образом было рискованно. В любой момент его могут снять каппелевцы, те, кто ведет огонь по балкону. Не исключено, что подстрелят и свои, приняв Владимира за одного из тех, кто сейчас в ярости беснуется за углом. Но иного выхода у него не было. Надо было использовать эту последнюю возможность.
Он быстро прикинул путь, который ему предстоит пройти за какие-нибудь три-четыре секунды. Он взберется на каменную стенку, сделает рывок, вцепится, как кошка, в железную решетку, закрывающую со стороны улицы оконный проем на первом этаже, а по ней взберется к балкону. «Хоть бы успеть! Хоть бы не пристрелили проклятые каппелевцы!» — выстукивало сердце.
Откуда только силы взялись! Перемахнув забор, Владимир обеими руками вцепился в железную решетку и стал карабкаться вверх. И когда уже до угла балкона оставалось каких-нибудь десять сантиметров и Владимир готов был сказать себе, что все опасности позади, прямо перед его лицом блеснул стальной кончик штыка. Одновременно чей-то простуженный голос сверху свирепо прогудел:
— У... у... гад...
— Свой я! — успел крикнуть Галицкий, выбросив вперед руку, так, чтобы там, наверху, замахнувшемуся на него штыком были видны его милицейские нашивки. — Видишь, милиционер!
Штык дрогнул, и сразу же голос с балкона спросил:
— Фамилия?
— Галицкий, — ответил Владимир. — Комсомолец я, хочу сражаться против каппелевцев. Не верите?! Смотрите, у меня комсомольская командировка сохранилась!
В подтверждение своих слов Владимир зубами выхватил из нарукавного обшлага сложенную вчетверо командировку, выданную ему месяц назад Владивостокским бюро РКСМ, да так и оставил ее в зубах, потому что держаться одной рукой за решетку был уже не в силах. Секунда — и он упадет вниз.
— Можно и без командировочного...
В тот же момент чьи-то сильные руки схватили Галицкого за ворот шинели и плашмя бросили на холодный каменный пол балкона. Тот же голос, но уже немного насмешливо проворчал у самого уха:
— Выдумал тоже с командировками в такое время являться. Бери вот винтовку да и бей по гадам, что возле телеграфа засели.
Потом добавил:
— Патроны-то зря не жги. Бей наверняка. Каждая пуля у нас теперь на учете, понял?
Владимир, не отвечая, выбрал поудобнее место у пробитой кем-то в стене балкона бойницы и оглядел тот участок улицы, который ему поручили защищать. Уложенная крупным булыжником мостовая, что круто поднималась вверх по Полтавской, была пуста. Каппелевцы засели чуть ниже, в здании телеграфа, и оттуда вели огонь. Но основная их масса, видимо, сосредоточилась еще ниже, за зданием, которое находилось на углу Полтавской и Светланской. Их не было видно, оттуда только доносились отрывистые команды и несусветная брань.
«Пулемет бы сюда сейчас, — подумал Владимир, — тогда бы по этой улице ни один каппелевец не прошел...»