Баушев был уже у выхода с кладбища, когда до его слуха донеслись негромкие частые удары. По звуку он определил, что кто-то бьет камнем по металлу. Быстро повернувшись, старшина побежал на звук.
— Шухер! — пронзительный мальчишеский голос заставил Алексея вздрогнуть. — Атас!
Стук тотчас же прекратился, затрещали кусты, мальчишки, как давешние воробьи, бросились врассыпную. Гнаться за ними, ловить — не было смысла. Тяжело переводя дыхание, Баушев подошел к могиле. Старинная чугунная плита треснула в нескольких местах под ударами большого булыжника, валявшегося тут же.
Старшине стало горько и обидно. Жестокая, ненужная, бессмысленная забава. Поймай он сейчас кого-либо из этих пацанов, спроси, для чего было разбивать плиту, не ответит ведь. Это уж точно. В лучшем случае промямлит: «Просто так...»
«Просто так...» Сколько раз приходилось ему слышать такие «объяснения». Ударил человека ни за что ни про что — просто так. Пырнул ножом — просто так. Угнал машину, чтобы покататься, — просто так. Запустил камнем в окно — просто так. Ах, если бы все было так просто!
Нет, завтра или послезавтра надо будет выкроить время, собрать мальчишек с окрестных улиц, поговорить с ними. Вот прямо здесь, на кладбище. Рассказать, что в могилах лежат люди, своими руками создававшие Петрозаводск, прекрасный город на берегу Онежского озера. Что только варвары способны глумиться над памятью предков, осквернять их могилы. Так делали гитлеровские молодчики. Неужели им, сегодняшним подросткам, хочется походить на фашистов? Неужели им не будет больно, если кто-то «просто так», по глупости, разорит могилу, где похоронены их близкие? Мертвым не больно, им все уже безразлично, но за них страдают живые.
...Он шел по тихим, зеленым улицам города, мысленно разговаривая с подростками. Слова сами собой складывались в горячие, взволнованные фразы, которые не могли не тронуть, не могли не убедить любого слушателя. Однако Баушев знал, что наяву такой речи он не произнесет. Не сумеет. Все выйдет не так гладко и убедительно. Было уже не раз. От стеснения, от застенчивости. Мальчишки-то теперь грамотные пошли, развитые. А у него — всего семь классов, вечернюю школу кончал, уже в милиции работая. Надо бы до аттестата дотянуть, да не получается. Сорок лет, как ни говори, голова не та, что в молодости. И времени свободного маловато.
В отдел ГАИ старшина пришел задолго до начала своей смены. Дежурный вопросительно взглянул на него, однако промолчал: пришел, значит, нужно, есть причина. Наверное, решил мотоцикл подготовить, барахлит он у него что-то.
Точно в срок Баушев выехал на свой участок. Все было привычно. Как всегда. Проносились мимо такси, тяжело сотрясая землю, гудели автобусы, шли пешеходы. Он знал, что через час-полтора оживленное движение на улицах начнет понемногу затихать, все меньше будет машин, все реже пешеходы. Закроются магазины, кончится последний сеанс в кинотеатре за углом, выпроводят запоздавших гостей из ресторана, погаснут окна в квартирах. Станет пусто и одиноко на участке. Лишь время от времени негромко заурчит мотор одинокой машины, торопливо промелькнет прохожий. И только влюбленные будут парами бродить до рассвета — так уж им исстари положено с весны до осени. А он, старшина милиции Баушев, инспектор дорожного надзора, будет стоять на этом перекрестке, ездить по улицам — и тоже не спать ночь...
Он не любил ночных дежурств. Днем куда интереснее, хотя и выматываешься основательно. Участок у него сложный, опасный, оживленный. Рядом — рынок, большие магазины, много людей и машин. Тут глаз да глаз нужен. Для раздумий времени не остается.
Ночью совсем другое дело. Остаешься наедине с самим собой. Всякие мысли в голову лезут, воспоминания. И хотя знаешь, что где-то неподалеку тоже не спят товарищи, все равно такое ощущение, будто ты один-одинешенек под луной, в целом мире. Люди спят, а ты хранишь их сон. И гордишься этим, и в то же время страшновато: ведь ответственность какая!
Из репродуктора, установленного на рыночной площади, донесся перезвон курантов, затем гимн.
Старшина поморщился: в звуки гимна вплелся какой-то треск. Наверное, грозовой разряд. Но треск становился все громче, он перерастал в рев. Алексей понял, что радио тут ни при чем. Ревела машина, шедшая на большой скорости. Вероятнее всего, самосвал. Что за идиот ездит ночью по городу, газуя вовсю? Ну, сейчас он покажет этому водителю!
Он вышел на середину перекрестка, предупреждающе поднял руку. Самосвал мчался прямо на него, не снижая скорости и не сворачивая. В последнюю секунду старшина успел отскочить в сторону, машина пронеслась мимо в полуметре от него, обдав Баушева горячей струей газа. «ЗИЛ-585» — определил Алексей марку машины.
В следующее мгновение старшина кинулся к своему мотоциклу, завел его и устремился в погоню за самосвалом.
Не трудно было заметить, что шофер пьян. Самосвал вилял, будто мчался не по прямой улице, а лавировал между островами. Правда, водитель кое-что соображал: старался держать машину посередине мостовой, по осевой линии. Но непослушный руль вырывался, и самосвал кидался то вправо, то влево.
Баушев отлично понимал, что может произойти, если он не задержит эту машину. Хорошо, хоть прохожих в этот час на улицах нет. Но еще курсируют городские автобусы. Последние...
Он прибавил скорость, нагнал самосвал, поравнялся с ним. Стекло в кабине было спущено, и Баушев мог разглядеть шофера. Тот навалился всей грудью на баранку, лицо его было искажено бессмысленной улыбкой, смахивающей на гримасу.
— Останови! — крикнул старшина, приподнимаясь в седле. — Сейчас же останови!
Однако водитель даже не повернул головы. Он слышал приказ, в этом Баушев не сомневался. Не случайно же самосвал вдруг вильнул влево, грозя раздавить мотоцикл. Да, мелькнуло в голове Алексея, этот тип не задумается, тоже, вероятно, из тех, кто «просто так» развлекаются.
Он лихорадочно думал, как поступить. Это не первый случай за его службу. Всякое бывало, кажется, а рецептов, годных всегда, нет и не будет. Сейчас не день. Это и хорошо, и плохо. Днем бы он обогнал машину, загородил бы дорогу. На людях, при свидетелях даже пьяный водитель вряд ли посмеет налететь на милицейский мотоцикл. Поймет, что не уйти, окружающие заметят номер. А попробуй-ка сейчас подставить ему мотоцикл. Сомнет — и уедет.
Что же делать?..
Оставалось одно: остановить самосвал любой ценой. Даже ценой жизни своей. Иначе быть беде...
Алексей чуточку отстал от машины, потом снова разогнал мотоцикл, подъехал к самосвалу с правой стороны. Несколько секунд примеривался, уравнивая скорость мотоцикла со скоростью самосвала. Затем привстал, схватился за борт машины, подтянулся и выпрыгнул из седла, оттолкнув ногой руль мотоцикла в сторону.
Теперь он стоял на подножке. Ветер сорвал с Алексея фуражку, стремился сбросить его вниз, под колеса. Позиция у Алексея была крайне неудобной: борт далеко, держаться трудно. С левой стороны было бы удобнее, там бензобак. Но там и шофер, он не даст открыть дверцу. Может столкнуть...
Он откинулся назад, вцепился левой рукой в запасное колесо за кабиной, правой — в ручку дверцы. К счастью, она оказалась незапертой. Однако распахнуть дверь было не просто.
Выход был только один: освободить левую руку, рвануть дверь и бросить свое тело в приоткрывшийся проем. Все решали доли секунды. Если он устоит на узкой подножке, не держась за спасительный борт, не потеряет равновесия и успеет уцепиться за сиденье, он выиграет поединок с ветром. Нет — очутится под колесами...