— Почему? — Я хочу закричать на него. — Почему ты не можешь просто отпустить его?
ГЛАВА 29
Феникс
Вернувшись домой, я захлопываю за собой дверь. Это нелегко, учитывая, что это двадцатифутовая деревянная двустворчатая дверь, но удовлетворение липнет к моей крови, когда я слышу, как она с грохотом закрывается.
Я направляюсь на кухню, нуждаясь в стакане воды и большой бутылке чего-то покрепче, но удивленно останавливаюсь, обнаружив там Роуг и Риса.
Роуг прислонился к стойке, скрестив руки на груди, в руке у него стакан с виски, а голова удрученно склонилась к полу. Рис лежит на диване и листает телефон со зловещим выражением лица.
В комнате витает темная энергия, и никто не обращает внимания на мое появление.
— Что, черт возьми, с вами двумя не так?
Я ожидал, что Роуг будет с Беллами. Эти двое были неразлучны еще до того, как начали встречаться, но с тех пор, как все стало официально, он не отходил от нее больше чем на пару часов.
Что касается Риса, то я удивлен, что он позволил Тайер провести ночь с ее парнем, не вмешиваясь.
— Лично я гуглю, будет ли мне вынесен смертный приговор, если я убью американского гражданина, находясь на территории Швейцарии, — мрачно пробормотал Рис.
Улыбка появляется на уголках моих губ, когда я сажусь рядом с ним. Это отвечает на вопрос.
— Мы бы никогда не позволили этому зайти так далеко. Ты проведешь пару дней в тюрьме, не больше.
Он смотрит на меня поверх своего телефона.
— Я планирую сделать с ним несколько действительно ужасных вещей.
Я вспоминаю, как двое мужчин, которых я убил в Женеве, кричали и умоляли спасти их. Я был милосерден и свернул им шеи, но только после того, как сломал несколько костей и вызвал обширное внутреннее кровотечение.
Улыбка на моих губах превращается в довольную ухмылку.
— Я с нетерпением жду, чтобы меня впечатлили, — отвечаю я, прежде чем спросить: — Значит, с Тайер не все гладко?
Его глаза чернеют, пока не приобретают цвет моих.
— Она хочет, чтобы я пошел и трахнул кого-нибудь другого.
При этих словах с моих губ срывается смех. В данный момент она с большим успехом могла бы попросить его перерезать себе горло.
Он продолжает.
— Я думал, что сегодня вечером она наконец-то готова признать, что она моя, но, — он делает паузу, его челюсть дергается из-за того, как сильно он ее сжимает, — она решила пойти домой с ним=.
Я поднимаю на него бровь.
— Значит, ты прибегаешь к более радикальным мерам?
— Я очень серьезно обдумываю это.
Звук бьющегося о стену стакана переключает наше внимание на Роуга.
Он стоит, выпятив грудь, как будто только что пробежал стометровку на дистанции ниже десятки, его пустые кулаки сжаты, и он смотрит, как жидкость стекает по белым стенам кухни.
— И его настроение ни хрена не помогает, — добавляет Рис, глядя на него в ответ.
— Ты в порядке, приятель? — я спрашиваю его, потому что, хотя это проявление гнева не является для него чем-то ненормальным, его вспышки стали гораздо более сдержанными и редкими с тех пор, как он начал встречаться с Беллами.
— Я в порядке. — Он отвечает, опускаясь в одно из кресел, стоящих рядом с диваном.
— Конечно, ты выглядишь очень в порядке.
— Иди и трахни кого-нибудь, Феникс.
На кончике моего языка вертится мысль о том, что меня уже хорошенько оттрахали сегодня, но я сдерживаюсь. Я не хочу, чтобы мысль о том, что Сикс трахнули, пришла в голову кому-то, даже этим двоим.
К тому же я все еще в ярости из-за того, что она отмахнулась от меня, когда мы закончили, отмахнулась быстро и без эмоций, словно я был не более чем случайным членом.
Она не подпускает меня к себе иначе, как физически, исключительно по сделке. Я бы предположил, что она делает это, чтобы защитить свое сердце, но я знаю правду.
Там больше нечего охранять. Она давно отдала его кому-то. Его больше нельзя получить.
Это хорошее напоминание о том, что я должен придерживаться плана — выкачивать как можно больше денег со счетов отца, при этом притворяясь, что собираюсь жениться на Сикстайн, а затем разорвать отношения, когда у меня будет достаточно средств, чтобы открыть собственное предприятие, которое, надеюсь, в один прекрасный день сможет сравняться с отцовским.
Я не могу позволить ей стать отвлекающим фактором, как бы ни слабело мое тело рядом с ней.
А оно слабеет.
Даже сейчас я вдыхаю глубже, пытаясь уловить любой оставшийся на мне ее запах. В моем мозгу прокручиваются кадры, где она лежит передо мной, волосы разметались, ноги раздвинуты, рот приоткрыт в экстазе. Мои руки сжимаются и разжимаются, предвкушая следующий раз, когда она окажется в моей хватке.
Она была права, установив некоторые правила. Все до единого, кроме запрета на поцелуи. Сопротивление желанию прижаться к ней губами, особенно когда я видел, как двое других делают это у меня на глазах, требует больше усилий, чем я думал.
— Похоже, тебе нужно потрахаться, Роуг. — замечаю я. — Это поможет выплеснуть всю твою злость.
— Я так и сделал. — Он хмыкает, а потом добавляет. — Я сегодня трахал Лиру.
Ухмылка исчезает с моих губ, когда Рис садится и поворачивается к Роугу с недоуменным выражением лица.
— Прости?
— Я трахнул Лиру, — повторяет он, его голос бесстрастен. — Потом Беллами нас застукала, и мы расстались.
— О чем ты, мать твою, говоришь? — спрашиваю я, настолько ошеломленный его словами, что с трудом могу связать их воедино, не говоря уже о полноценной мысли. — Ты изменил Беллами?
— Да. — Он хватает бутылку, стоящую на приставном столике, и делает глоток прямо из нее.
— Ты, блять, шутишь. — Рис проводит рукой по лицу, и на нем появляется гримаса ужаса.
— Зачем ты это сделал? — спрашиваю я, все еще не веря.
Он не смотрит ни на кого из нас и просто поднимает плечо.
— Мне просто захотелось.
Слова звучат так же пусто, как и их смысл, и вызывают оглушительную тишину как у меня, так и у Риса.
— Ты придурок. — В конце концов я выдыхаю, с отвращением качая головой. — Ты ее не заслуживаешь.
Беллами любит его безоговорочно, все его недостатки и все остальное, и эта преданность ему сделала ее частью нашей маленькой гребаной семьи.
А семью нельзя так обижать.
Но как бы сильно он ни обидел ее, в конечном счете он больше обидел себя. Она — лучшее, что когда-либо случалось с ним, и он еще пожалеет об этом.
Его глаза вспыхивают, когда он наконец обращается ко мне.
— Не говори о том, чего она заслуживает, она не твоя, чтобы о ней беспокоиться.
— Она и не твоя больше. — Я хмыкаю в ответ.
Он вскакивает на ноги, но останавливается, когда в разговор вклинивается Рис.
— Я ни на секунду не верю, что ты это сделал.
Его глаза опускаются на него.
— Я трахнул Лиру.
Теперь очередь Риса встать.
— Ты любишь Беллами.
— Я не...
— Хочешь ты это признать или нет, — продолжает он, перебивая Роуга, — но любишь. Ты бы никогда не причинила ей такую боль, потому что знаешь, каково это, когда люди, которые тебя любят, причиняют тебе боль, — добавляет он с укором. — Так что нет, я не верю, что ты трахнул Лиру или что Беллами волшебным образом вошла именно в тот момент. Я не верю в это, но если ты действительно это сделал, то, думаю, ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни.