Его внешность — это совсем другая история. Любой другой человек, наверное, сказал бы, что он выглядит нормально, как обычно, красавчик, но я привыкла изучать каждое его микровыражение и знаю, что это неправда.
Его можно вычислить по складкам у глаз и жесткой улыбке с сомкнутыми губами. Он устал и не уверен в себе. Несмотря на то что это он пригласил меня сюда, он колеблется на пороге.
Возможно, это было так же тяжело для него, как и для меня.
Как обычно, его присутствие атакует мои чувства, и я замечаю, что мое сердце начинает биться быстрее. Особенно когда я вижу, как черная футболка, в которую он одет, подчеркивает его телосложение и татуированные руки. Его руки засунуты в передний карман джинсов, каждый мускул на бицепсах и предплечьях выделяется под верхним светом.
— Это твое? — спрашиваю я, прочищая горло и беря в руки книгу.
— Да.
— А что она здесь делает?
— Это мой дом.
Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его взглядом.
— Что? — спрашиваю я, недоверчиво оглядываясь вокруг.
Зачем ему понадобилось покупать это место?
— Вообще-то это наш дом, а не мой. Я оформил документы на оба наших имени.
— Ты купил дом? Этот дом? — тупо повторяю я. — Зачем?
— Открой книгу, — приказывает он.
— Зачем? Феникс, зачем ты попросил меня прийти сюда?
— Перелистывай страницы. — Он приказывает, игнорируя мой вопрос. Его взгляд прикован к книге.
Я делаю, как он говорит, и открываю ее, перелистывая страницы, не зная, что ищу, пока не вижу это.
Мои пальцы касаются засохших лепестков и стеблей цветов, которые я нахожу застрявшими между страницами. Они прикреплены к страницам, навсегда заслоняя слова, которые они закрывают.
— Это, — начинаю я, растерянно оглядываясь на него, — цветочная корона, которую я тебе подарила?
У него перехватывает горло, и я получаю ответ.
Он медленно подходит ко мне, и я наблюдаю за его приближением с нетерпением и осторожностью.
— Я хранил ее на столе, сколько мог, пока лепестки не начали опадать. — Он протягивает руку и берет книгу из моих рук. — Я не мог от нее избавиться. Ни тогда, ни сейчас. Я никогда не смог бы выбросить ее, потому что ты подарила ее мне. Я думал, что смогу спасти ее, спрессовав, но я не знал, что ее нужно просто положить в книгу. Я добавила клей, не спрашивай меня, зачем. Когда через пару месяцев я пришел проверить ее, цветы приклеились к страницам.
Он улыбается про себя, вспоминая это воспоминание. Его глаза находят мои, и в них появляется нежность.
— Я понятия не имею, что происходит на страницах восемьсот сорок два и восемьсот сорок три этой книги, Сикс, и мне это неважно.
Закрыв книгу, он ставит ее обратно на полку рядом с нами.
— Я постоянно перечитывал ее, потому что это был мой способ быть рядом с тобой, когда я не мог позволить себе быть на самом деле. Каждый раз, когда я доходил до этих страниц и видел цветочную корону, я чувствовал связь с тобой. Вот почему я хотел, чтобы она стала первым предметом, который мы поставили в наш первый совместный дом.
— Не могу поверить, что ты сохранил ее, — говорю я ему, недоумевая.
— Почему бы и нет?
— По очевидным причинам, Феникс, — отвечаю я с горечью. — Ты проделал фантастическую работу, чтобы возненавидеть меня за те годы, что прошли после того, как я подарила ее тебе.
Я не замечала, что он приближается ко мне, пока он вдруг не стал возвышаться надо мной.
— Я мучился от одной мысли о тебе семь долбаных лет, Сикс. Каждый чертов день, пытаясь задушить мысли о тебе ненавистью, прежде чем они смогут затопить меня. Каждый раз, когда я чувствовал хотя бы намек на розовые духи. Каждый раз, когда я слышал, как кто-то говорит по-французски. Я живу в Швейцарии, это была пытка, — хрипит он.
— Я пытался ненавидеть тебя, но даже когда притворялся, не мог. — Он отходит от меня и поворачивается ко мне спиной.
Я с нездоровым восхищением наблюдаю, как он хватает подол футболки и поднимает ее вверх, давая мне возможность впервые взглянуть на его спину. Я вижу пантеру и множество других мелких татуировок, разбросанных по мускулистым плоскостям его тела.
Он медленно поворачивается ко мне, и у меня перехватывает дыхание, а сердце замирает. Я готовлюсь к деформирующим шрамам и готовлюсь отреагировать соответствующим образом.
Вместо этого я обнаруживаю... чернила.
Много чернил.
Они покрывают весь его торс, как и руки, и тянутся вниз по животу и косым мышцам в виде глубокого V.
Я не понимаю, зачем ему скрывать от меня татуировки, тем более что я хорошо знакома с другими татуировками на остальных частях его тела.
Навязчивое любопытство заставляет меня сделать шаг к нему, а затем еще один. Я приближаюсь к нему, а он облизывает губы, наблюдая за моим приближением с ястребиным вниманием.
У меня перехватывает дыхание, и кровь приливает к сердцу, когда я подхожу достаточно близко, чтобы разглядеть первую татуировку. Мои глаза расширяются от узнавания и летят ему навстречу. Он почесывает переносицу большим пальцем, разглядывая меня, следя за моей реакцией на его татуировку.
Я протягиваю руку. Когда мои пальцы соприкасаются с кожей его живота, он вздрагивает. Время движется как будто в полсилы, когда я провожу кончиками пальцев по стеблю маргаритки на его правой косой линии.
Рядом с ней — цветочная корона. Кусочек омелы.
На ребрах — тонкая линия реалистичного санного полотна.
С другой стороны — контур безликой женщины с рыжими волосами и веснушками. Репродукция «Сотворения Адама», фрески на потолке Сикстинской капеллы, моей тезки.
В центре его груди, выглядящей темнее и свежее, чем остальные, — Сириус, ярко сияющий в поясе Ориона.
На правой груди — слова «un peu, beaucoup, passionnément, à la folie» — немного, много, страстно, безумно=.
А на левой, прямо над ровным стуком сердца, татуировка идеально вписалась в кожу, словно была там много лет, — буква V, за которой следует буква I.
Римская цифра, обозначающая число шесть.
Эмоции захлестывают меня и душат. Свежие слезы падают по щекам, когда я кладу ладонь на татуировку VI над его сердцем.
— Первую я сделал в четырнадцать лет, — говорит он, его глаза вспыхивают, а дыхание становится прерывистым, когда он замечает мою реакцию. — После этого я все время собирался сделать что-то еще, но каждый раз, когда я заходил в тату-салон, я неизбежно выходил оттуда с чем-то, связанным с тобой.
Его тело — святыня нашей истории.
Меня, увековеченной на нем навсегда.
Я не могу подобрать слов, продолжая изучать множество мелких татуировок, разбросанных по его коже.
Мой день рождения, слово «дикарка», координаты, которые, как я теперь знаю, совпадают с домом, где мы впервые встретились.
Полотно его любви ко мне бесконечно, оно состоит из бесчисленного множества отдельных моментов, которые он вытравил в себе навсегда.
Я стою, пораженная таким проявлением любви. От бессилия у меня перехватывает язык, и я затягиваю изумленную тишину. Я не знаю, какие слова подойдут для такого открытия.
— Сколько?
Ему не нужно уточнять.
— По последним подсчетам, двадцать семь.
— Что бы ты сделал, если бы встретил кого-то другого? — я хриплю, мой голос хрупкий от эмоций.