- Алекс… - горько начал он, но осекся.
Торн поднял голову и протянул руку, чтобы коснуться моих пальцев своими. Я отпрыгнула.
В этот момент нас бесцеремонно попросили отодвинуться. Парочка средних лет пожелала сфотографировать место захоронения Люка Купера. Я прерывисто выдохнула, взяла себя в руки и отошла в сторону, надеясь, что меня не узнают. Не в первый раз уже. Лучше держаться от туристов подальше и не реагировать на их странные действия. Это для меня Люк был родным человеком, а для остальных он – икона, достояние.
- Господи, - услышала я голос Брендона.
Подняв голову, увидела, как он ошарашено смотрит на женщину, которая присела у надгробия с улыбкой во все зубы и поднятыми вверх большими пальцами. Торн открыл рот и сделал шаг вперед, очевидно, чтобы отчитать их.
Я поспешила схватить Брена за руку и потащила к выходу.
- Алекс, - выдохнул он потрясенно. – Алекс, ты видела? Куда меня тащишь? Что они себе позволяют? Это же…
- Пойдем, Брен. Пойдем…
Я тащила его через усыпальницы, склепы, памятники и обычные надгробия. Торн не сопротивлялся, слава богу. Он только повторял:
- Гребаный Голливуд! Что за дурдом?
- Успокойся, это нормально, - ответила я, когда мы вернулись к машине. - Здесь такое в порядке вещей.
Я поспешила забраться в салон. Брен тоже сел за руль.
- В порядке вещей? Серьезно? Ты меня разыгрываешь сейчас? – рычал Торн, заводя мотор.
- Нет, Брен.
- Как ты могла, Алекс? Почему здесь, а не в Кентукки?
- Как я могла? Серьезно? Ты вообще меня слышал? Это меньшее из зол, Брендон. Я смогла хотя бы это.
- Меньшее из зол? Могила – как достопримечательность! Люк в гробу переворачивается.
- Не переворачивается, - мстительно вставила я. – Его кремировали. Ине смеши меня. Он обожал внимание при жизни. Не обделен им и сейчас.
- Твою мать, - снова выругался Брендон, дав по тормозам. Мы чуть не въехали в задний бампер впереди идущего внедорожника.
Я вцепилась в сидение и зажмурилась, только сейчас поняв, что Брендон гнал вне скоростных режимов. Он снова выругался, потому что машина заглохла.
- Пожалуйста, останови, я выйду, - проскулила я сдавленно, едва слышно.
- Нет, - огрызнулся Торн. – Отвезу до дома. Как обещал.
Разве он обещал? У меня не было сил спорить или открыть глаза. Я так и ехала, зажмурившись, пока Брендон не заглушил мотор. Я услышала, как он откинул голову назад, не спешил предложить мне проваливать. Снова молчание, которое я прервала снова и сама.
- Это компромисс, Брен. Люк старший тоже хотел похоронить его в Кентукки, но нас рвали на куски, давили. Общественность хотела публичные похороны. Угрожали мне и мистеру Куперу. В ЭлЭй хотя бы могли обеспечить охрану и защиту во время закрытой церемонии. Мы должны понимать, что Люк даже самому себе не принадлежал. Я понимаю твое возмущение, правда. Вы виделись вне Голливуда, но его жизнь была здесь, у всех на виду. Как и смерть. В любом случае… Уже все сделано. Без твоего участия. Если не можешь понять, то просто смирись, прими это.
Сказав это, я отстегнула ремень безопасности и на негнущихся ногах пошла к дому.
Глава 4. Худой мир
Я смотрел на ворота, что отделили меня от Алексис. Долго. Не моргая. Она была права. Первый раз я был согласен с этой ехидной. Каждый ее упрек – по адресу. Да, я струсил. Я даже не пытался найти себе оправдания. Ни тогда, ни сейчас. Когда на экране мобильного высветился ее номер, я уже знал, что Люк погиб, и уже решил, что не поеду на похороны. Алекс звонила мне два дня подряд. Сначала на мобильный, потом в офис. Со своего телефона, с номера Люка, но я не брал. В конце концов, она оставила сообщение моему секретарю и продублировала то же самое в смс и на е-мейл.
Похороны в пятницу. В полдень. Какой же ты урод, Торн.
Я игнорировал и это, лишь заказал корзину лилий с траурной лентой. Я не хотел думать о дружеском долге, о своем обещании, не хотел видеть Люка мертвым, его отца и Алекс в слезах. Знаю, она любила его. Какой-то странной не очень понятной мне любовью, но любила. Я обязан был забыть все, что между нами было, и помочь ей. Но не стал. Я просто напился в тот день, залив совесть хмельным забытьем.
И теперь, после посещения кладбища, после ее слов, глядя на ворота дома Люка, я снова хотел утопить разум в вине. Но совесть уже не позволяла этого малодушия. Вынув из бардачка письмо, я пробежал глазами по строчкам, которые успел выучить наизусть.