Приказываю вывести из первого эшелона 2-й батальон 258-го полка и 3-й батальон 131-го полка. Их место заняли подразделения, снятые с менее напряженных участков. Разумеется, оборона стала менее вытянутой в линию, зато более глубокой. Теперь и Суханов и я имели в своем резерве по батальону и получили возможность более оперативно реагировать на все изменения боевой обстановки. А кроме того, выведенные в тыл батальоны получили необходимый им отдых.
Дать бойцу переднего края своевременную передышку, помочь подразделению или части привести себя в порядок - это важная часть командирской работы. Хочется сказать о ней особо.
Многодневные ожесточенные бои, потери в личном составе резко увеличивают нагрузку каждого, кто остается в строю. И с каждым новым днем эта нагрузка возрастает. Громадное физическое и нервное напряжение, бессонные ночи в промерзших окопах, а то и в открытом поле, на ледяном ветру, зачастую сутками без горячей пищи - все это отрицательно сказывается даже на самом закаленном солдате. Люди устают. Их утомление не определишь математической формулой. Просто по совокупности различных признаков чувствуешь, что наступил предел. Снижается меткость огня, притупляется бдительность, появляется вялость в атаках и контратаках. А в целом подразделение или часть становятся менее управляемыми.
Слов нет, советский воин способен стойко переносить нагрузки и перегрузки, которые не по плечу солдатам буржуазных армий. Однако эти его боевые качества важно умело и вовремя поддержать. Командир призван заботиться не только о пополнении израсходованных боеприпасов и ремонте вооружения, но также об отдыхе солдата, о регулярном питании, о своевременной бане.
Об этом нам постоянно напоминал Константин Константинович Рокоссовский. Доложишь, бывало, о боевых действиях, он не преминет спросить: "Как кормишь бойцов? Как с горячей пищей? Кухни разбиты авиацией? А почему молчишь? Немедленно посылай хозяйственников. Дадим". Или: "Баню саперы построили? Дельно!"
Я уже называл Ивана Никаноровича Романова, Николая Матвеевича Уральского и других командиров. Разные по характеру, они были схожи одним: умением работать с людьми, строгой требовательностью, стремлением облегчить, где это только возможно, трудный фронтовой быт бойца.
Правда, случалось мне встречать командиров, у которых дело шло с трудом, хотя лично они были неплохо подготовлены и старательны. Причина - в слабом представлении о круге командирских обязанностей, в непонимании простой истины: успех в учении, тем более в бою, закладывается намного раньше той минуты, когда ты принял верное тактическое решение. Он закладывается кропотливой и целеустремленной работой с людьми, из которых ты должен с помощью партийной и комсомольской организаций создать крепкий боевой коллектив. И твоя забота о будничных нуждах этого коллектива станет незримым, но действенным подспорьем в бою. Ибо здесь кроме других движущих сил проявится и еще одна: солдатская благодарность к тебе как к командиру и человеку, желание не подвести в трудной обстановке, делом ответить на дело.
* * *
13 ноября, во второй половине дня, когда мы уже создали резерв, позвонил с правого фланга капитан Уральский. Тоже насчет подкреплений. Мембрана телефонной трубки, отчаянно дребезжа, передавала звуки сильного боя. Пулеметно-автоматная трескотня кружила где-то рядом с НП комбата.
Приказываю ординарцу седлать коней. Надо съездить к Уральскому. Может, и подскажу ему что-то. Расходовать же резерв, созданный с таким трудом, нельзя. Он на крайний случай.
Едем вдоль Озерны на север, проскакивая галопом опасные участки. Деревню Слобода не узнать. Еще девять дней назад стояли рядком избы, курился печной дымок, мычали буренки. А теперь тлеют одни головешки.
Капитана Уральского встречаем близ огневых позиций артиллерии. Он толкует о чем-то с командиром дивизиона 159-го артполка майором И. Ф. Гараганом. Похоже, дискутируют.
- О чем спор, однополчане?
Оказалось, они обсуждали, как и где с наибольшим эффектом расположить пушечные батареи дивизиона: придвинуть их ближе к переднему краю или оставить в глубине обороны? Сегодняшняя, первая в практике обоих командиров встреча с вражескими танками побуждала переосмыслить некоторые истины, которые прежде казались азбучными.
И Уральский и Гараган приводили веские доводы; отстаивая всяк свою точку зрения, обращались ко мне как к арбитру. Ответить же им с ходу нелегко, надо сначала осмотреть оборону.
Пошли мы по траншее. Зрелище впечатляющее. Час назад стрелки и артиллеристы отразили очередную атаку. Снежное поле за Озерной и битый лед на речке завалены трупами фашистов. Чадит догорающий танк. Под низкими облаками тесным строем прошла к деревне Мары семерка "юнкерсов".
- Шестой налет за день, - сказал Уральский. Потом, словно спохватившись, спросил: - А как же с подкреплением?
- Привел.
- Где оно?
Он оглянулся, хотя видел, что со мной никого не было. Мне стало смешно.
- Здесь оно, здесь. Ну я и есть подкрепление. Мало? Не примешь?
- Приму, коли насовсем, - отшутился он.
С батальонного НП открылся вид на заречные дали. Широко раскинулось село Покровское. От него в нашу сторону, к мосту, тянется дорога.
- Мост минирован?
- Минирован. Саперы сидят в кустарнике, что левее сарая.
- Пытались фашисты захватить мост?
- Прямой атаки не было. Тут дело хитрое. Мы бережем мост для себя, они для себя. Видно, не хотят нас спугнуть раньше времени. Дескать, мост им ни к чему.
- Смотри, не прозевай.
- Не прозеваю. Вон в Покровском домишко с красной крышей, ориентир скворечник, видите?
Уральский рассказал, что перед рассветом разведчики сержанта Сысолятина взяли в том доме обер-лейтенанта. Жаль, не уберегли. Уже на нашей стороне Озерны группу накрыл минометный залп. И надо же так случиться - у разведчиков ни единой царапины, а фашиста, которого сам Сысолятин нес на закорках, смертельно ранило. Его сумку с документами Уральский отправил в штаб, по-прежнему находившийся в Сафонихе.
На правом фланге пришлось пробыть до вечера. Обсудили все вопросы обороны. Было решено несколько орудий выдвинуть ближе к переднему краю. Уезжая, я повторил, что рассчитывать комбат должен только на свои силы.
В Сафонихе, в штабе, меня встретил начальник оперативного отделения подполковник Витевский. Подвел к столу, где были аккуратно разложены немецкие документы - солдатские и офицерские удостоверения личности, фотографии, письма, а также трофейная топографическая карта, привлекшая мое внимание в первую очередь. На карте наш передний край и передний край противника по Озерне были отмечены лишь штрихом, но район села Покровское отработан детально. Видимо, карта принадлежала командиру батальона. В полосе леса, что западнее села, начерчены кружки и цифры. Это известный нам 11-й моторизованный полк дивизии "Рейх". Еще одно подтверждение, что именно он начал сосредоточиваться в Покровском четыре-пять дней назад.
- Уральский прислал карту?
- Да. Его разведчики добыли.
Ценные сведения принес из Покровского сержант Сысолятин. Очень ценные. Вплоть до точных координат района, где сосредоточился 11-й мотополк. Немедленно воспользоваться данными карты противника - эта мысль возникла у нас с Витевским, видимо, одновременно. Он сказал:
- Накрыть бы их хорошим гаубичным залпом!
Зачем гаубичным? В нашем распоряжении есть более мощное средство реактивная артиллерия, бьющая по большим площадям. Я приказал Витевскому связаться с командиром 17-го гвардейского минометного дивизиона, который стоял в Истре и боевую работу которого мы уже видели.
- Есть и еще новость, - продолжал Витевский, показывая документы, захваченные у противника.
Новость была не из приятных. За нашим левым флангом, судя по документам, также сосредоточивались свежие силы немецко-фашистских войск. Там, южнее Барынино и Петряихи, в районе деревни Аннино, разведчики обнаружили 87-ю немецкую пехотную дивизию. Против нас она готовила удар или против левого соседа - 144-й дивизии, выяснить не удалось. Однако сам факт сосредоточения целой дивизии перед слабо прикрытым стыком, точнее разрывом 8-10 километров шириной, свидетельствовал о серьезных намерениях противника.