Таким образом, активные и целеустремленные действия всех соединений 3-й ударной армии на внешнем фронте окружения вынудили немецко-фашистское командование дробить свои усилия и вводить войска в бой разновременно, без должного их сосредоточения в решающих пунктах. Враг явно проиграл борьбу за инициативу, отсюда и его неудача в целом.
Правда, немецкое командование еще надеялось перехватить инициативу. Остатки своих 251-го и 257-го пехотных и 1-го учебного минометного полков и четырех отдельных батальонов оно свело в боевую группу, подкрепив ее 138-м горнострелковым полком и танками. Уже с 5 декабря противник предпринял ряд сильных контратак в центре боевых порядков нашего корпуса. Отражая контратаки, корпус медленно продвигался вперед и к исходу 9 декабря вышел на рубеж Кожине, Изосимово, Башмаково, Семениха, высота 163,7, Отрепки, Платоново, Петрягино, Усадищи, Павлово. На этом рубеже, по приказу командарма, мы перешли к обороне. Справа от нас вели бой за Новосокольники 2-й мехкорпус и 381-я стрелковая дивизия, слева на рубеже Мал. Медведково, Шведрино - 21-я гвардейская дивизия.
10 декабря расстояние, отделявшее окруженный великолукский гарнизон противника от внешнего фронта окружения, составляло в полосе 5-го гвардейского корпуса 13-20 км. Правый наш фланг опирался на железную дорогу Великие Луки Новосокольники, а левый - на железную дорогу Великие Луки - Невель. Ближе всего к Великим Лукам противник находился перед центром боевых порядков корпуса, на участке Башмаково, Семениха. Этот выступ он оборонял особенно упорно и, как показали ближайшие дни, с определенной целью. Именно этот выступ вражеское командование использовало для очередной попытки прорыва к Великим Лукам.
Командование 3-й ударной армии готовило к решительному штурму (он был намечен на 12 декабря) соединения, блокирующие великолукский гарнизон фашистов. В связи с этим наша 357-я дивизия перешла в непосредственное подчинение командарма. 44-я лыжная бригада передавалась в состав 2-го механизированного корпуса, в нашем же корпусе остались только две дивизии 9-я и 46-я гвардейские с приданным первой из них 27-м танковым полком.
А противник уже начал сосредоточивать свои свежие силы перед фронтом нашего корпуса. Первый сигнал об этом мы получили вечером 10 декабря. Генерал Простяков доложил:
- Разведчики двадцать второго гвардейского полка взяли пленных.
Пленные были схвачены близ деревни Креплянка, в лощине, всем нам хорошо известной. Еще 27 ноября 18-й гвардейский полк, прорываясь на северо-запад, в обход Великих Лук, разгромил в той лощине штаб вражеской части. Потом в добротных блиндажах обосновался штаб 9-й гвардейской дивизии. И тоже их покинул, когда в ночь на 3 декабря противник прорвался через Креплянку к своей ширипинской группировке.
Четверо бойцов во главе со старшим сержантом Р. В. Рьяновым, комсоргом роты, отправились к лощине в уверенности, что по такому морозу блиндажи вряд ли пустуют. Так оно и оказалось. Разведчики еще издали услышали голоса и бряканье котелков. Вражеские солдаты - их было более двадцати - толпились около полевой кухни.
Старший сержант Рьянов, бойцы Хромов, Жидеев, Шориков и Морувьяничев подползли поближе и, взяв автоматы на изготовку, встали над краем лощины. "Руки вверх!" - скомандовал Рьянов. Солдаты выполнили команду, но тут выскочил из блиндажа офицер. Он крикнул: "Фойер!" ("Огонь!") - и, заметив замешательство своих подчиненных, выстрелил в одного, который все еще стоял с поднятыми руками. Солдаты схватились за автоматы, но разведчики их опередили и первыми открыли огонь. Оставшиеся в живых гитлеровцы второй раз за эти десять минут подняли руки вверх. Разведчики доставили в штаб дивизии пятерых пленных, в том числе фельдфебеля, и 19 трофейных автоматов{55}.
На допросе выяснилось, что застигнутая в лощине группа солдат - не взвод, как думали разведчики, а целая рота 138-го немецкого горнострелкового полка, точнее ее остатки. Пленные рассказали, что, по слухам, к ним в подкрепление прибыла из Невеля целая пехотная дивизия, что прибывают и другие части. Их номеров они не знали.
Итак, противник стягивал силы для нового удара на Великие Луки. Факт этот был тем более настораживающим, если учесть, что 44-я лыжная бригада выходила из состава корпуса и прикрыть плотно ее участок мы могли только за счет растягивания и без того широкой полосы обороны 9-й гвардейской дивизии.
Фронтовики знают, что в подобной обстановке смена частей на переднем крае всегда чревата неожиданностями. Так случилось и у нас. В ночь на 11 декабря 3-й батальон 22-го полка сменил 44-ю лыжную бригаду на участке Сурагино, Изосимово, Башмаково, выставив боевое охранение в Кожине. Сдача и прием этого 4-километрового участка были закончены в 8.30 утра, а шесть часов спустя именно здесь противник нанес первый удар.
Два фашистских пехотных батальона под прикрытием артиллерийско-минометного огня атаковали батальон старшего лейтенанта Демина. Это подразделение, имевшее в своем составе лишь 72 бойца и командира и не успевшее как следует оборудовать позиции, стойко встретило натиск численно превосходящих сил. За день ожесточенного боя противнику удалось продвинуться на 2 - 2,5 км. Подполковник Романов бросил в контратаку подкрепление - батальон лейтенанта Меркулова, и фашисты были остановлены.
Вечером, докладывая командующему армией обстановку, я сказал, что, судя по всем признакам, сегодняшний удар - это только разведка боем. В тылу противника происходят крупные передвижения войск, в том числе - артиллерии. Генерал Галицкий ответил, что его мнение такое же. Командарм подчинил мне только что прибывшую 19-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерал-майора Д. М. Баринова. Дивизия эта была поставлена во втором эшелоне корпуса, а ее 61-й гвардейский полк передан в подчинение командира 9-й гвардейской дивизии.
Последующая неделя прошла в атаках противника, который ежедневно двумя-тремя батальонами при поддержке танков и авиации наносил короткие удары, пытаясь нащупать слабости в нашей обороне. Некоторого успеха он добился лишь 14 декабря. Атаковав на этот раз более крупными силами (два пехотных полка 291-й пехотной дивизии), фашисты захватили Громово. Однако на следующий день они были выбиты из деревни контратакой 18-го гвардейского полка.
Эти события в моей памяти связаны с именем Николая Степановича Гальпина. О том, что полк сдал Громово, он узнал в полевом госпитале, где лечился от ранения. Капитан Гальпин в ту же ночь, забинтованный, с подвешенной в лубке рукой, прибыл на передовую, к своим бойцам. И сразу из окопа в окоп, от солдата к солдату передавалась ободряющая весть: "Комбат с нами!" Гальпину подчиненные верили беспредельно, за ним они шли, как говорится, в огонь и в воду. Так было и на этот раз.
Утром командир полка доложил командиру дивизии, а тот - в штаб корпуса: "Громово взяли. Первым ворвался в деревню 2-й батальон капитана Гальпина".
С 16 декабря в полосе корпуса установилось относительное затишье. Противник, видимо, подтягивал резервы. Если он и предпринимал атаки, то малыми силами и на узких участках. А на левом фланге корпуса, в полосе 46-й гвардейской дивизии, вообще был пассивен.
Затишье, однако, никак не свидетельствовало о том, что враг выдохся. Наоборот, мы понимали, что предыдущие его бои являлись лишь подготовкой к более сильному удару. Он берег свой главный козырь: подвижные части - танки и мотопехоту. Об их рассредоточении информировал нас и штаб армии, об этом же докладывали разведчики 9-й гвардейской дивизии. Один из них, старший сержант М. Г. Кондратьев, мастер глубокого разведывательного поиска, еще 13 декабря доставил в штаб корпуса контрольного пленного. Пленный был из состава 20-й немецкой моторизованной дивизии. Он рассказал, что кроме его 76-го моторизованного полка из Невеля прибыл 90-й мотополк этой дивизии, ее артиллерия и танки.
Сомнений не осталось: противник продолжит наступление к Великим Лукам именно здесь, на правом фланге корпуса, в полосе обороны 9-й гвардейской дивизии.