Эдык обвел взглядом собравшихся. Выбор его пал на Бетала.
— Садись, — коротко приказал отец.
В первую минуту Бетал растерялся. Покраснев от смущения, он смотрел на Эдыка и не верил своим ушам.
Но отцу не пришлось повторять. Поняв наконец, что от него требуется, мальчик подошел к коню и вдруг с гордостью ощутил, что его нерешительность словно испарилась. Он смело потрепал коня по шее, ухватился обеими руками за густую гриву и взобрался в седло.
Эдык, все еще держа вороного за поводок, отвел его шагов на десять в сторону и отпустил.
Конь не двинулся с места. Опустил голову и широко расставив передние ноги, он стоял, как бы выжидая. Бетал достал из-за пояса нагайку и хлестнул его по крупу. В тот же миг вороной неожиданно отпрянул вбок, едва не сбросив наездника. Бетал обеспокоенно посмотрел на отца. Эдык отвернулся с напускным равнодушием. Бетал вспыхнул и снова сильно ожег жеребца плетью. Тот взвился на дыбы, тряхнул головой и, опускаясь на передние ноги, одновременно швырнул задние вверх, задирая круп.
Бетал перелетел через голову жеребца и, перевернувшись в воздухе, покатился по оттаявшей мокрой траве, больно ударившись плечом. Несколько человек, стоявших поблизости, бросились к нему.
Отец и бровью не повел. Он поймал коня за поводок и принялся деловито подтягивать седло. Только после этого обернулся к сыну. Бетал подошел прихрамывая.
— Садись!
В голове у мальчика гудело, вроде бы десятки шмелей жужжали одновременно, ныло плечо, саднило колено, из разодранной щеки сочилась кровь.
Он этого не замечал. Он слышал только властный голос отца, в котором для посторонних не было ничего, кроме жесткого приказания. Но Бетал слышал в этом голосе и с трудом скрываемое беспокойство, и желание увидеть в сыне будущего джигита, достойного себе преемника, и, наконец, мужскую суровость, предписанную неумолимым адыге хабзе[13].
Бетал без колебаний подошел к жеребцу и снова вскочил в седло.
— Повод держи короче, — вслед ему крикнул отец.
Почувствовав силу в руке, державшей повод, жеребец показал все, на что он способен: мелко вздрагивал всем телом, вертя головой, вскидывал задними ногами так, что седок буквально съезжал на его шею, становился на задние ноги, едва не опрокидываясь назад. Но Бетал, вцепившись в гриву, прижался лицом к потной шее коня с твердым намерением усидеть на нем, чего бы ему это ни стоило.
В моменты коротких передышек, когда вороной на секунду опускался на все четыре ноги и тяжело дышал, как бы раздумывая, какое еще выкинуть коленце, мальчик хлестал его нагайкой.
И с каждым ударом конь становился покорнее. Наконец он сорвался с места и понес Бетала вдоль реки, по проселку, ведущему к станице Марьинской.
Мальчик слегка отпустил поводок, еще раз для острастки стегнул лошадь плетью и покрепче умостился в седле, приготовившись к долгой скачке.
Однако сильный и норовистый скакун был еще слишком молод и не привык к бегу на большие расстояния. У околицы Марьинской он уже ронял на дорогу клочья пены и, сбившись С шага, перешел на скорую рысь, разбрасывая копытами комья грязи.
Станичные псы, как водится, подняли неистовый лай и бросились вдогонку за всадником. Это снова подстегнуло вороного, и он понесся, как ветер.
Из домов выбегали люди, что-то кричали вслед, но Бетал их не слышал: изо всех сил натягивая поводок, он думал только о том, как бы этот черный дьявол не влетел на всем скаку в чьи-нибудь ворота или сарай. Мальчик знал, что необъезженные лошади имеют такое обыкновение, весьма опасное для седоков.
Но станица вскоре осталась позади, а вороной все скакал и скакал.
…Из ногайских степей потянуло теплым ветром. Тучи ушли с горизонта и открыли над головой Бетала широкую полосу голубого простора.
Он попытался направить коня в объезд станицы, чтобы вернуться к загону, и вдруг с радостью почувствовал, что лошадь ему повинуется.
Солнце светило теперь ему в спину, согревая его тело и его сердце, наполненное сейчас ликованием и смутным ожиданием перемен, которые обязательно должны случиться в его судьбе.
Вороной совсем присмирел и пошел шагом.
…Эдык сидел под копной вместе с хозяином табуна. Поодаль стояли и молодой казак, который торговал лошадь, и другие, заинтересованные исходом скачки.
Увидев Бетала, толстяк повеселел:
— Клянусь! Нет такой лошади во всей Кабарде! Валлаги, золотой конь! Кто дает больше?..
Бетал спешился, отдав повод хозяину.