Тот ничего не ответил и не поднял глаз, сосредоточенно разглядывая свои босые грязные ноги. Калмыков вздохнул и вышел во двор. Наржан — следом за ним.
— Прошу тебя; Бетал, не уезжай так… я мигом что-нибудь приготовлю…
— Спасибо. Я не ухожу. Просто хочу посмотреть ваше хозяйство.
— Какое там у нас хозяйство, — забеспокоилась она, — так, звук один.
— Не горюй, сестра. Все устроится…
— Дай аллах.
Бетал вошел в плетеный сарай, крытый подгнившей соломой, покосившийся, придавленный временем. Внутри было пусто. Дверь плотно не закрывалась.
Он побродил по двору. Грядки ничем не огорожены. Напротив дома — одинокий, выбеленный дождями столб, накренившийся набок, другой столб и сами ворота, некогда стоявшие здесь, давно сгнили и развалились.
Он вышел на улицу. Наржан проводила его недоумевающим взглядом.
Шагах в пятидесяти от жилья Хамдешевых красовался за добротной каменной оградой высокий туфовый дом под железной крышей, с длинной застекленной верандой.
— Чей это? — спросил Бетал у какой-то женщины, проходившей мимо.
— Разве не знаешь? Это дом Балахо, — охотно отвечала она. — Недавно выстроил.
Он не стал спрашивать, кто такой Балахо, он знал его как участника гражданской войны, старого члена партии. Теперь Балахо был председателем колхоза.
Калмыков резко повернулся и зашагал обратно. Брови его сошлись на переносице.
Выбежавший из дома Балахо догнал его, пристроился слева и молча пошел рядом, догадываясь, что Калмыков взбешен, но не понимая, что именно вывело его из себя.
Не поворачивая головы, Бетал на ходу обронил:
— Ты, Балахо, наверное, думаешь, что Советскую власть завоевали для тебя одного?
— Я ведь тоже был среди тех, кто ее завоевывал, — с тревогой ответил председатель.
— Был, — отрезал Калмыков. — Однако добывал ты в боях не Советскую власть, а собственное благополучие!
— Но, Бетал…
— Каменной стеной от людей отгородился… Даже воробей к тебе не проникнет!.. Почему не замечаешь, как другие живут?..
— Я вижу.
— Хамдешевых тоже видишь?
— О каком Хамдешеве ты говоришь? Об Исуфе?
— Вот об этом, — сказал Калмыков, входя во двор, где все еще стояла Наржан, и больше не обращая внимания на Балахо.
С минуту он постоял, осматривая двор. Потом поднялся немного выше мазанки Хамдешевых, на открытое и пустое пространство двора, и стал что-то измерять шагами. Положил по углам камни. Потом снял плащ, повесил на сучок ивы.
Балахо молча смотрел на все эти странные приготовления, тщетно пытаясь сообразить, что Калмыков затеял.
— Найди-ка мне лопату, сестра, — попросил Бетал.
Наржан засуетилась, открыла пустой курятник, достала оттуда лопату. Калмыков по-крестьянски поплевал на ладони и начал копать.
— Клянусь богом, он роет траншею под фундамент, — тихо, будто говоря с самим собой, произнес председатель. — Позор нам всем!.. Позор!..
Балахо опрометью вылетел на улицу. Трудно было поверить, глядя на грузного и рослого председателя, что он способен на такую резвость. Балахо бежал, разбрызгивая жидкую грязь, которая с хлюпаньем вылетала из-под его сапог, и стучал во все калитки подряд:
— Идите во двор к Лукману Хамдешеву, — кричал он, шумно дыша от натуги. — Сам Бетал Калмыков устраивает шихах[47]! Скорее! Поторопитесь!
Вскоре на площадке, где Калмыков разметил будущий дом, яблоку негде было упасть. Крестьяне пришли с лопатами и топорами, многие принесли пилы, фуганки и другие столярные инструменты. Со всех сторон тащили камень, бревна, тес, плетни. Явились даже глубокие старики и расселись на огромном чинаровом кряже, чтобы посмотреть, как молодые будут работать, помочь им дельным советом, поворчать, что минули былые дни и перевелись в Кабарде умельцы.
Субботник всколыхнул все селение. Многие поговаривали: «Когда это было видано, чтобы такой большой человек сам приезжал в село и брал в руки лопату? Валлаги, не припомню!»
«Опозорились мы, — говорили другие. — Стыдно нам, что не сделали сами того, что нужно. Не дай аллах, сложат о нас насмешливые песни и будут распевать по всей области. Хороший урок дал нам сегодня Бетал Калмыков! Нельзя жить рядом с соседом и не видеть, что он в беде! Стыд и позор нам!»
Стоустая молва о том, что сам Бетал устроил шихах во дворе у больного Лукмана Хамдешева, вскоре добралась до самых окраин селения и вылетела за его пределы.
47
Шихах — кабардинский обычай, по которому односельчане коллективно помогают соседу в постройке дома, уборке урожая и т. д.