— Что значит неправильно? — спросили у него.
— Ну, обычно в селе улицы идут с севера на юг, а здесь — с востока на запад, даже под каким–то углом.
— А с чего ты взял, что в сёлах улицы должны прокладываться с севера на юг?
— Ну, как. У нас в селе все улицы так проложены.
Тут уж раздался смех:
— Ну, ты даёшь! Так то ж у тебя в селе, а почему и в других сёлах тоже так должны быть проложены улицы? Их прокладывают, приспосабливаясь к рельефу местности, точнее, дома так строят.
На это замечание Николай, естественно, ничего не смог ответить, продолжая смущённо сидеть и озадаченно чесать голову.
Днём (а работы и заканчивались рано — не позже 16:00) ребята часто играли в футбол, при этом в основном с местными парнями — команда на команду. И, несмотря на то, что их команда была пока–что не сыграна, победы в таких матчах, как ни странно, чаще одерживали студенты — видимо, класс городских ребят оказывался повыше. Хотя и у них в группе пару человек были из крупных сёл, в которых имелись школы–одиннадцатилетки. Не обходилось и без ночных прогулок, гуляний под луной, тем более что у их девушек кавалеров хватало с лихвой. Один раз они даже наведались в сельский клуб на танцы, но затем от такого отдыха отказались — слишком уж назойливое внимание местные парни пытались оказать студенткам, дошло чуть ли не до стычек. Правда, и некоторые студенты успели закрутить кратковременные романы с местными девушками, но таких было единицы. В основном, все предпочитали свою дружную компанию.
А вот как раз в плане сдруживания коллектива колхоз имел неоценимое значение. Все они, ранее не знавшие друг друга, оказались как на открытой ладони друг перед другом, их общение длилось чуть ли полные сутки. Разве в институте за 6–7 часов, проведенных за различными столами и студенческими лавами, можно так хорошо узнать друг друга. Совместное же пребывание в колхозе позволило почти сразу раскрыть характеры, узнать, кто чем дышит, у кого какие пристрастия — в общем, узнать, что ты за человек. Ну, и, естественно, сплотить коллектив — ведь ни одна работа не выполнялась в одиночку, всегда в ней находится место для общения. И Самойлов постепенно убедился в том, что ему здорово повезло — у них очень дружная и сильная группа. И это впоследствии было подтверждено следующим фактом. Как известно, нередко бывает, что отдельные студенты из группы отчисляются из–за неуспеваемости или берут по уважительным причинам академический отпуск. Для подобных студентов всегда остаётся право восстановиться в институте, досдав академзадолженности или просто выйдя из академотпуска. Только попадаешь ты уже не в свою группу, она за это время от тебя «убежала», а в группы на год, а то и более поздние. У них в группе за 5 лет никто отчислен не был и академотпуск не брал.
Но это ещё не полная характеристика группы. Начиная с 3‑го курса, у них в группе периодически появлялись восстановленные студенты из других групп (более ранних годов) данной специальности. И было их немало, но почему–то они в группе не приживались. Как в группу на первом курсе попало 25 человек, так только эти 25 человек и защитили дипломы. Никто же из восстановившихся студентов дипломы защитить не смогли, по крайней мере, одновремённо с их группой.
Что касается отдыха в колхозе и внимания Виктора к одногруппницам, то первое, естественно, было, а вот второе — нет. У него в группе были девушки как девушки, все трое более или менее симпатичные. Да и сам Виктор, хотя и не был писаным красавцем, был довольно симпатичным и внимание других девушек привлекал. Но у девушек его группы внимания со стороны ребят и так хватало, сам же Виктор к своим коллегам слабого пола, можно сказать, оставался равнодушным. Да, с Любой горшки побиты, но вот забыть её, не помнить он был не силах, как бы мысленно и не старался отвести её в сторону от себя. Но даже, если эти мысли, не особо лицеприятные, если они крутятся у тебя в голове, то это означает только одно — ты всё равно помнишь и забыть не можешь! Забыть — это не вспоминать никогда, ни в каком контексте. Но этого то, как раз, у Виктора не получалось. Да и его сердце не могло смириться с потерей для него Любы, щемило оно при воспоминании о ней. А сердце то, несмотря на медицинское определение о том, что это просто кровеподающий насос, — чувствительный индикатор, его трудно обмануть. Разум ещё подвластен человеку, а вот сердце вряд ли.
Но вот уже этот трудовой семестр был закончен, хотя до окончания настоящего учебного семестра было ещё далеко. Он ведь только начинался, а первый — он всегда самый трудный, и отнестись к нему следовало очень серьёзно. В труде они все сплотились и узнали друг друга, теперь же им предстояло сплачиваться в науке и узнавать все аспекты нелёгкой студенческой жизни.