На одной из первых во втором семестре лекции преподаватель в процессе изложения, видя, что студенты немного устали, сделал небольшой перерыв и посвятил десяток минут итогам сдачи экзамена. При этом он заметил:
— Перед экзаменом я выписал у преподавателей, ведущих практические занятия, ваши итоговые оценки. Мне они также немного охарактеризовали ваши знания по данному предмету. Их мнения в целом подтвердились и на экзамене. Но было на экзамене и несколько странностей.
— И что это за странности? — спросил кто–то из студентов, сидящих в передних рядах.
— Странностями были несовпадения оценок на практических занятиях и на экзамене. Если итоговая оценка на практическом занятии была, к примеру, «тройка», а студент на экзамене получил «четвёрку» или «пятёрку», то в этом странности, в общем–то, нет — хорошо подготовился к экзамену или билет попался не такой уж сложный. А вот если наоборот, то это как раз странно. И один из таких студентов меня поразил.
— И что это за студент?
— Я сейчас не помню его фамилию. Кажется, его фамилия начиналась на букву «С». Но это не так важно, важно другое.
— И что именно?
— На практических занятиях, этот студент получал одни пятёрки, причём, отвечая почти на каждом занятии. На экзамене же он с большим трудом получил «тройку».
— Почему?
— Ну, как почему? Потому что не мог внятно ответить ни на один из поставленных в билете вопросов.
— Так он что, и задачу не решил?
— Задачу он как раз решил, это и спасло его от «неуда», но вот теории совершенно не знал. Я даже усомнился в его результатах на практических занятиях, но Анатолий Петрович, — преподаватель в группе Самойлова, — меня, всё же, заверил, что все оценки этого студента на практических абсолютно справедливы.
— А, может быть, ему на экзамене билет попался сложный? Такое ведь тоже может быть.
— Может. Но я, видя, что он «плавает» по теме билета, задавал ему и другие вопросы. Но и на них он отвечал не очень хорошо. Да, он кое–что знал, но очень уж поверхностно.
— И как же это может быть — задачи решает, а теорию не знает? Как же он, не зная теории, может их решать? — удивлялись студенты.
— Мне сначала и самому было невдомёк, — ответил преподаватель и разразился довольно пространным пояснением и наставлением. — Потом я понял, что просто человек хорошо запомнил формулы и понял как применять их на практике. А вот на саму теорию он внимания не обращал. — Преподаватель сделал передышку, о чём–то раздумывая, а потом продолжил. — Нет, я не прав. Прошу простить меня. Нельзя сказать, что этот студент совсем не обращал внимания на теорию, он её всё же немного знал, но он просто считал не важными истоки той или иной формулы. Но, если только применять формулы в готовом виде, не вникая в суть теории, не понимая, как эти формулы выводятся, то хорошо предмет ты знать не будешь. И это когда–нибудь скажется на практике. Я имею в виду не практические занятия, а вашу будущую инженерную практику. Формулы можно забыть, а, не зная их истоков, сложно порой определить верный подход к решению той или иной инженерной задачи. Учить предмет подобным образом недопустимо. Я прошу вас обратить внимание на мои замечания.
Такой краткий разбор экзамена стал хорошим уроком для Виктора. Парень он был неглупый и понял, что его подход к предмету в процессе подготовки к экзамену, действительно, был неверным, да и на самих лекциях ему следует перестроить свою методику. И он стал писать более подробные конспекты (хотя, конечно, не слово в слово) и более тщательно готовиться к экзаменам. Та же высшая математика читалась на их специальности в течение 4‑х семестров, и в больше «троек» по этому предмету у Самойлова не было. А через год, когда изменили положение о стипендиях, у него в зачётной книжке оценок «удовлетв.» уже не было вообще. Для получения стипендии ему такие оценки иметь было нельзя, при этом ему даже нужны были как минимум две «пятёрки». И это непростое условие он безукоризненно выполнял до окончания института.