Оказывается, в нашем крае свыше трехсот минеральных источников — содистых, железистых, углекислых. Многие из них имеют лечебное значение. Об этих источниках сто лет назад писал нерчинский учитель и писатель В. Паршин в своей книге «Поездка в Забайкальский край». Паршин указывал, что Сибирь — пустыня, богатая естественными ископаемыми до роскоши.
Паршин в своей книге пишет, что в Забайкалье через двадцать пять верст непременно встречается минеральный ключ. Спустя полстолетия после Паршина эти ключи были еще мало изучены. А сейчас на этих источниках выросли курорты: Дарасун, Олентуй, Ямаровка, Шиванда, Ямкун.
День был очень жаркий, и мы провели полдня у нашего источника, изучая прилегающую к нему местность.
Перед выходом Кузьма Савельевич, поправляя на моей спине рюкзак, тихо спросил:
— Вас не беспокоит настроение ребят?
— Немного.
— Ребята с Владимирским почти не разговаривают — так, сквозь зубы.
— Они сами разрешили ему итти с нами.
— Все дело в том, что Ванюше отказали, и он ушел домой, а Митя добился. Ребята ненавидят несправедливость.
— Вы не боитесь, что дело дойдет до…
— Нет, но мы должны быть настороже.
В полдень на крутой извилине Урюма мы увидели четыре небольших домика, обмазанных глиной. Здесь живут китайцы-огородники. Домики расположены так, что с прилегающими к ним обширными огородами образуют целый поселок. Огородники снабжают наш рудник, Иенду, Урюм, Ковыхту картофелем, капустой, огурцами, помидорами, редисом. Огороды китайцев поражают изобилием овощей. Весной, когда Урюм разливается, вода добирается до фанз и огородов. Китайцы оставляют тогда свои домики и переселяются на взгорье, в палатки.
Толя Чернобородов, когда мы стояли и смотрели на фанзы, на поворот реки, на хвойную чащу, сочинил стихи:
— Ну, «угрюмо» — это для рифмы, — рассмеялся Андрей Аркадьевич. — Раз тайга! — обязательно угрюмо? А на самом деле она угрюмая?
Толя немного смутился, но стихотворение решил дописать.
Зашли в фанзу Лю Я-ми, дочь которого учится у нас в шестом классе и живет в интернате. «Дядя Вася» встретил нас приветливо и радушно.
Жена Лю Я-ми, Марфа Степановна, нарезала репу на тонкие ломтики.
— Сейчас будем, Кузьма Савельевич, пельмени кушать. Репу будем жарить.
Лю Я-ми оказал несколько слов по-китайски жене, она оставила репу и куда-то вышла.
— Пельмени китайские ели? — спросил Кузьма Савельевич нашего учителя. — Они мясо с редькой пополам смешивают, а готовят пельмени на пару. Необыкновенно вкусно у них получается.
— Можно подумать, что ты, Вася, ждал нас! Уже обед готовишь?
— Ждал, ждал, — заулыбался Лю Я-ми. — Мне дочка Надюша говорила, и по тайге птицы разносят.
— Ишь ты! — Кузьма Савельевич неуверенно покачал головой. — Птицы!
Пока готовились пельмени и жарилась репа, мы с Сеней решили зарисовать «китайский городок». Только было пристроили свои альбомы на большом, ровном, как стол, пне, между ребятами разгорелся спор, и я ничего не успел сделать.
Антон позвал Митю:
— Шомпол, помоги лошадь развьючить.
Тот разозлился:
— Когда ты избавишь меня от этого нелепого прозвища!
— Когда сдашь грамматику и перейдешь в девятый класс.
Тут еще Трофим подбавил огня:
— Ты, Антоша, урежь Чижику пай, а то он еще за русский и не брался. Зря питается.
Митя, помогавший Антону, вскипел:
— Если бы не отец, так и похода никакого не было бы. Кто лошадей выделил? Кто снаряжением помог?
— Если бы не отец, — сквозь зубы сказал Кеша, — то и тебя бы мы не взяли. Что ты все за отца цепляешься? Ты-то сам существуешь? Ты-то за себя отвечать можешь?
— Как же он может за пустоту отвечать! — подбавил жару Трофим.
— Признайся, Митя, — сказал Малыш. — ты просто решил нас обмануть. Ты будешь заниматься?
— Буду, — пробурчал Митя, — только пусть меня не дразнят.
В Урюме проведем не менее трех дней.
У Кузьмы Савельевича тут какие-то дела, и он решил дождаться начальника прииска, уехавшего по старательским бригадам.
Зоя рада больше всех. Она выросла на Урюме. Зазвала меня, Захара и Трошу к себе — молоко пить. Отец Зои умер, когда она была совсем маленькой. Мать — ласковая и подвижная женщина. Зовут ее все Ивановной. Живет она тем, что в ясли и больницу поставляет молоко, да еще одеяла стегает. Обстановка небогатая, живется трудно. Но Ивановна не унывает: «Вот дочку подыму и заживу».