— Зайду узнаю, — полувопросительно сказал Кеша.
— Иди, — ответил Хромов и вдруг раздумал: — Нет, оставайся, ты же бригадир. Я схожу.
Через пять минут он постучал в двери дома Бурдинских.
Не получив приглашения войти, он отворил двери, вошел в сени и остановился на пороге комнаты.
Сережа лежал на диване, зарыв голову в подушки. Альбертина Михайловна сидела, словно карауля, рядом. Семен Степанович с самыми свирепым видом ковылял по комнате, цепляясь палкой за ножки стульев и тумбочки.
— Немедленно переоденься и ступай к товарищам, — говорил хирург, обращаясь к сыну.
— Сереженька, ты никуда не пойдешь! — гудела Альбертина Михайловна. — Садись и разучивай скерцо.
— Берта!
— Сема!
— Не может же он разучивать это подлое скерцо, когда его товарищи ворочают пни!
— У него пальцы музыканта, а не чернорабочего: достаточно того, что его замучили этим походом.
— Мама! — Сережа порывисто вскочил и оказался лицом и лицу с Хромовым.
— Хотите кофе? Или молока? — любезно предлагала Бурдинская, но в басах ее голоса учитель почувствовал какую-то трещину.
— Оставь, наконец, свой великосветский тон! — почти выкрикнул Семен Степанович. — Какой тут кофе! Впрочем, может быть, вы и в самом деле хотите кофе?.. Нет? Ну и правильно! А то после кофе вам преподнесут еще скерцо!
Хромов понял, что наступила важная минута. Бурдинская должна сдать последние позиции своей домашней системы воспитания. «Вышибать старое!» сказал он себе словами Кухтенкова.
— Я думаю, — сказал он спокойно и деловито, — что лучше будет, если Сережа переоденется. Если у вас найдутся ватник, брезентовые рукавицы, старые сапоги, то это лучший рабочий костюм, какой можно придумать… Лопату спросишь у Кеши, — обратился он уж прямо к Сереже.
Мальчик в нетерпеливом ожидании стоял посреди комнаты.
— Иди, — сказала, заметно поколебавшись, Альбертина Михайловна. — Слово учителя — закон.
— Беги! — крикнул Семен Степанович. — Беги в темпе скерцо!
В дверях Сережа столкнулся с запыхавшейся больничной сестрой:
— Семен Степанович, ходячие больные убегают!
— Что?! Куда?
— На стадион! — едва вымолвила сестра.
— Ах, чорт бы вас всех побрал!.. Вот это уж, батенька, беззаконие. — Семен Степанович сделал вращательное движение своей палкой и быстро заковылял к двери.
Хромов и Бурдинская остались одни. Альбертина Михайловна тщательно раскладывала подушки и подушечки на диване, располагая их в строгой симметрии.
Делая все это, она рассказывала, сколько занавесок и дорожек сделано ею и девочками за лето и как она собирается украсить школу. Хромов слушал не прерывая.
— Неужели я чего-то не понимаю, Андрей Аркадьевич? — спросила она наконец, держа в руках последнюю, крошечную, как котенок, подушку.
— Да. И я жалею, что не сказал вам об этом раньше. Когда Сережа не разнял Митю и Кешу, меня это удивило. Когда он лгал, я начал смутно понимать что-то. Когда вы пытались отговорить его от похода, мне уже стало почти все ясно.
— Вы обвиняете меня?
— Я не обвиняю, я хочу помочь. Вы воспитываете у своих детей любовь к искусству, музыке, красивым вещам, культуру поведения…
— Разве это плохо?
— Нет. Но это не все. Вы выращиваете своих детей, как в теплице, а им нужен свежий воздух, им нужны товарищи в жизни, им нужно чувство ответственности перед коллективом… А вы лишаете их всего этого… Разве вам приятно было, что Сережа заснул на дежурстве возле пещеры?
— О, нет! — призналась Бурдинская и вздохнула. — Понимаете, Андрей Аркадьевич, я старая женщина, мне трудно переучиваться.
— Да вы только обещайте, — ответил Хромов, — что Сережа будет всегда там, где его товарищи.
— Теперь мне ничего другого не остается…
Хромов распрощался и заспешил на стадион.
…На второй день строительства, под вечер, в кедровнике прозвенела гитара. Группа молодых рабочих горного цеха подошла к школьникам.
Воздух был плотным от зноя. Сонной ленью веяло от неподвижных облаков. Школьники сбросили рубашки и майки. По загорелым спинам струился едкий пот. Каждый вершок твердой, каменистой земли сдавался медленно, озлобленно сопротивляясь кайлу и лопате.
— Стадион, значит, строим? — обратился к Кеше молодой рабочий в фетровой шляпе, сдвинутой на затылок.
— Стадион. — Кеша разогнулся, расправил широкие, раздавшиеся за лето плечи.
Захар взглянул на Кешу и с размаху воткнул свой лом в землю — прямо перед молодым горняком:
— Пойду попью, — и направился к больнице.
— Так у нас даже футбольных команд нет! — Молодой рабочий посмотрел на астафьевский лом, сплюнул и переложил гитару из одной руки в другую.