Выбрать главу

После этого ее держали дома взаперти или глаз с нее не спускали, когда разрешали погулять на улице, и никуда от нее не отходили. А старший брат все время носил ее на руках. Именно он чаще всего и оставался с нею. Девочка росла очень плохо и была все еще очень маленького роста, даже когда начала превращаться в девушку, так что брат мог по-прежнему носить ее на руках без труда. Она часто просила отнести ее к Великой Реке, но брат всегда отвечал ей: «Погоди немножко, сестренка-кекошби, еще немножко подожди, пожалуйста». Он был помощником пастуха при большом стаде в Унмалине и, отправляясь на пастбище, всегда брал с собой сестренку, особенно туда, где были небольшие ручейки и неглубокие заводи, чтобы она там поплавала и поиграла. Но сам всегда стоял на берегу и следил за ней. Когда она стала сильнее, повзрослела и начала учить песни Общества Крови, брат часто относил ее в хейимас Обсидиана и встречал после занятий, а по вечерам он брал ее к Великой Реке На, и они уходили вниз по течению, подальше от города, туда, где Река огибает Холм Унмалин и на излучине в ней есть довольно глубокие заводи. Девушка подолгу плавала, а брат всегда ждал ее на берегу. Каждый вечер она уплывала все дальше, и ему приходилось ждать все дольше.

Он и говорит: «Кекошби, кекошбинье, меня все спрашивают, куда это мы ходим по вечерам и почему мы так поздно загоняем стадо в хлев».

«Такошби, матакошби, — ответила она, — мне не нравятся те песни, которые поют в Первом Доме под землей, песни крови. Мне нравятся песни воды, что поются в нашем Доме, в Доме Синей Глины. И мне совсем не хочется возвращаться на сушу».

И он сказал: «Не уплывай!» И она ответила: «Я постараюсь».

Но однажды вечером все-таки уплыла вниз по реке так далеко, что морская вода проникла сквозь ее кожу, и она отведала ее вкус. Она вернулась тогда, приплыла назад к своему брату, который ждал ее на берегу глубокой заводи под горой, и сказала: «Матакошби, я должна уплыть отсюда. Я попробовала той крови, что растворена в Реке. Теперь я должна плыть дальше». Брат и сестра прижались друг к другу щеками, потом она скользнула обратно в воду и уплыла. А парень пришел домой и сказал: «Она уплыла, навсегда уплыла в море». Люди сперва решили, что он просто оставил ее в реке, устав носить на руках и заботиться о ней, и стали кричать на него: «Почему ты позволил ей оказаться вблизи от Реки? Почему не держал ее все время на суше? Почему ты оставил ее одну?» Брату девушки было очень стыдно и грустно. Когда он оставался один, пас скот или обихаживал его в хлеву, то порой плакал от стыда и одиночества. Он разговаривал с рыбками, жившими в Реке На, и с чайками морскими, что в дождливую погоду залетали в Долину, и всегда просил их: «Если увидите мою сестру, скажите ей, чтоб она приплыла домой!» Однако прошло немало времени, прежде чем сестра его вернулась к нему. Вечерами он всегда бродил по берегу Реки, а было самое начало сезона дождей, и в тот вечер уже моросил дождь. Почти стемнело, когда он вдруг увидел в воде у самого берега глубокой заводи что-то белое. И услышал звуки — ошшх, ошшх — словно вздыхали морские волны. Сквозь заросли ивняка он пробрался к самой воде, и там, в воде, на отмели оказалась его сестра. Кожа у нее была очень белая, и она звала его: «Такошби! Матакошби!» Он хотел было вынести ее из воды, но она сказала: «Нет! Не надо!» Она была очень белая и какая-то раздувшаяся. Там, на отмели возле берега она и родила своего ребенка, настоящего белокожего ребеночка, не рыбку, а беленького хорошенького мальчика. Ее брат вынул мальчика из воды и завернул в свою рубаху. Она молча смотрела, как он это делает, а потом вздохнула, выгнулась дугой и умерла — там же, на отмели. Случайные прохожие отвели ее брата с новорожденным домой, а потом спели умершей полагающиеся обрядом песни и на следующий день сожгли ее тело в отведенном для этого месте, ниже по течению Реки, близ Себбе. Пепел ее они бросили в Реку, а не погребли в земле. Шахуготен, Морем Рожденный, — так был назван тот мальчик.

У некоторых жителей Унмалина, принадлежащих Дому Обсидиана, очень светлая, почти белая кожа. Это внуки и правнуки дочери того мальчика, Рожденного Морем.

ХРАНИТЕЛЬНИЦА

Рассказано Лучником, библиотекарем хейимас Змеевика из Унмалина. Эта история — пример «чистой формы» повествования, отличной от обычной импровизации или «неформального» пересказа любителя. История явно носит дидактический характер. Она считается вполне достоверной, место действия в ней указано предельно точно. С другой стороны, существует иная ее версия, рассказываемая как раз в Чумо (см. текст), которая начинается словами: «Вниз по течению Великой Реки, в Долине, в городе Тачас Тучас…»

Вверх по течению Великой Реки, в Долине, в городе Чумо жила-была молодая женщина, ученица хейимас Третьего Дома, которая еще носила некрашеную одежду; и в этой хейимас она была Хранительницей, то есть присматривала за вещами, убирала их на место, доставала, когда нужно — словом, отвечала за все имущество хейимас: за костюмы для Танцев, для пения, для обучения ритуалам и за вещи, подаренные и предназначенные для подарков. Там были разные наряды, костюмы для исполнителей Танца Лета, различные красивые камни, рисунки на бумаге, на ткани и на дереве, коллекции птичьих перьев, шляп, музыкальных инструментов, говорящие барабаны и большой священный барабан, специальные трещотки для танцоров, сделанные из сухих тыквочек и из раковин, из оленьих копыт и из глины, различные ценные записи, книги, сладкие и горькие травы, засушенные цветы, резные вещицы и разные прочие хехоле-но, настоящие шедевры, и вообще — всякие ценные и ценимые всеми вещи, а также сундуки, их содержащие, и ткани, в которые они были завернуты, и полки, и ящики, и шкафы, и прочие места, где они хранились в полном порядке и чистоте, с должным уважением к их красоте и достоинству. И хранила их именно она. Таков был ее природный дар, она делала это хорошо, и исполнение этой работы доставляло ей удовольствие. Стоило какой-нибудь вещи понадобиться, как она тут же приносила ее, точно зная, где она лежит, совершенно готовая к тому, чтобы ею пользоваться. Если кто-то приносил вещь в дар хейимас, то и ей она тут же находила подобающее место. Если же какая-то вещь пачкалась или изнашивалась, она чистила ее и чинила, а если вещь становилась такой старой, что и починить было нельзя, она старалась использовать ее как-нибудь еще. Она продолжала оставаться Хранительницей, даже когда стала взрослой, вышла замуж и родила ребенка. Это была ее главная работа и забота, и никто другой в хейимас не делал этого лучше, чем она.

И вот как-то один человек вырезал из земляничного дерева очень красивую вещицу, хехоле-но, настоящий шедевр, специально в подарок тому Дому, где растет земляничное дерево. Он оставил свой дар в пятом углу главного помещения хейимас. Хранительница увидела вещицу, когда все уже разошлись по домам. Она взяла ее в руки. Вещь ей очень понравилась, и она все не выпускала ее из рук, смотрела на нее и думала: «Эта вещь мне очень подходит; ну будто бы создана прямо для меня. Возьму-ка я ее с собой ненадолго». И она взяла вещицу в дом, где жила со своей семьей, отнесла ее в свою комнату и спрятала в потайную корзинку с крышкой, прикрыв другими вещами. Там вещица и оставалась. А Хранительница не слишком часто смотрела на нее и совсем ею не пользовалась.