Я отвернулся к окну, достал сигарету, размял ее, но не закурил, сунул обратно в пачку.
– Григорий, – спросил я, – а вот как быть, когда хочешь увидеть женщину, а повода для встречи нет?
Он молчал. Я обернулся и увидел изумленно вздернутые брови и горькую усмешку на его лице.
– Ну, спасибо, хрыч. Ты, я вижу, совсем уже меня за матерого донжуана держишь. Даже советуешься, – он хмыкнул и закрутил своей великолепной рыжей башкой. – Да я за всю свою жизнь с двумя бабами никак разобраться не могу. Ну, где ты видел нормального мужика, который бы страдал от того, что…
Он не договорил, потому что к нему на допрос привезли из тюрьмы подследственного. Огненно-красный, с горящими глазами, тот сидел в наручниках и страстно повторял:
– Я ву-ур, началник, я ву-ур! Ты смотри на меня, началник, ты другой такой вур, как я, за всю жизнь не встретишь!
Гришка быстро и мелко заполнял лист в «деле». Он даже не поднимал на страстного подследственного глаз. А тот неистовствовал, вздымал руки, бил себя в грудь, звякал наручниками, цокал языком:
– Эх, началник, первый раз в браслетах сижу. Потому что того козла упустил. Я козлов не люблю, началник, я их пачками режу. Никто доказать не может…
Пока урка в отчаянном азарте брал на себя все преступления мира, я собрался, сложил бумаги в портфель и взглянул на низко склоненную Гришкину голову, на его повинную голову с прекрасной шевелюрой.
– Не убивайся так, – сказал он, не поднимая головы. – Я позвоню транспортникам, выясню, у меня там дружки есть.
…Баба просто не находила себе места. Она то выскакивала на балкон, посмотреть, не идет ли «старый дурак с больным ребенком», то носилась по квартире, как фурия.
– Ну, погоди, ты только заявись! – бормотала она. – Я тебе покажу кино! В пяти сериях! Саша, ты должен меня поддержать! Мы должны выступить единым фронтом! Это больше не должно повториться!
– Все на сбор металлолома! – устало сказал я. – Дадим дружный отпор отстающим, позорящим класс! Поднимем успеваемость на должную высоту!
– Отстань, – отмахнулась баба.
Зазвонил телефон.
– Это Света, – сказала баба, – она уже звонила.
И пока я шел к телефону, скороговоркой напомнила мне, какая славная девочка Света, и как прекрасно ко мне относится, и какая хорошая у них семья.
– Алло, – сказал я.
Это действительно была Светка, моя одноклассница. Мы перезванивались до сих пор, вернее, Светка иногда позванивала, приглашала на какие-то концерты, выставки. Баба очень переживала, что я под разными предлогами уклонялся от культурных мероприятий. Баба не понимала, что совершенно невозможно появиться на концерте с девушкой, которая переросла тебя на две головы.
– Сашка, а я в отпуск уезжаю! – похвасталась Светка.
– Молодец…
– Ничего себе – молодец! Мои-то все разъехались. Что с квартирой делать?
– В каком смысле? – спросил я.
– Ну, так я ж ее оставляю!
– А что, возможен другой вариант?
– Ой, Сашка, ну ты хохмач! Посоветуй, что против воров сделать, ты ж у нас мент! Что у вас там делают – подключают к сигнализации?
Я вздохнул и сказал в трубку:
– Слушай, вот новый гениальный способ. Ты уезжаешь и оставляешь на месяц в дверях записку: «Пупсик, жди, я мигом вернусь».
– Какой пупсик? – обалдело спросила она.
– Ну, Мусик, или Лапусик…
Светка с отчаянным стуком брякнула трубку.
– Ну что, – сурово спросила баба, – обхамил девочку? Доволен, следователь придурошный?
– Начални-ик! – страстно и тягуче промычал я и постучал себя кулаком в грудь, как сегодняшний урка. – Эх, начални-ик…
– Совсем с ума сошел, – вздохнула баба.
Я набрал в грудь побольше воздуха и шумно выдохнул его.
– Баба, – решительно спросил я, – что делать, когда хочешь увидеть женщину, а повода для встречи нет?
Я думал, что баба сейчас прицепится и начнет все вызнавать и вынимать душу, но она вдруг спокойно сказала:
– Что значит – нет? Придумай повод. Ты ж не дурачок какой-нибудь.
– А вот дед… Он как тебя… обхаживал?
– Кто? – весело воскликнула баба. – Он обхаживал? Да я за него со страху вышла. Он же бил морды всем моим хахалям. Он никого к моей калитке не подпускал. Его все парни боялись, пигалицу эту. А я как его боялась, господи боже мой! Иду по переулку нашему и, как заслышу за спиной его шаги, чуть не падаю со страху. Я его рожу усатую видеть не могла! Так со страху и вышла, боялась, как бы дом наш не подпалил.
В момент этого трогательного воспоминания явились наконец Маргарита с дедом, и я в который раз убедился, что со времен ухаживания деда за бабой роли круто переменились. Такого скандалища я не помнил со времен Иркиного жития в нашем доме. Баба потрясала Маргаритиной шапкой и совала ее деду под усы. Вообще мне наши семейные стычки напоминают органные фуги Баха. Сумятица голосов, восклицания баса: «Дуся! Дуся!» – и над всем этим солирующий бабин голос.