– Как ваша девочка? – спросила она. – Выздоровела?
– Спасибо, выздоровела. А как ваш сынок?
– Завтра выписывают, – сказала она.
– Вот и прекрасно!
Мы замолчали. Я смотрел на Надю, а она смотрела куда-то под ноги себе. Потом, так же неожиданно, как у нас дома, подняла глаза, и я опять поразился их выражению – усталости и мудрости. Под глазами, как и в прошлый раз, лежали темные круги.
– Надя, а почему вы так плохо выглядите? – тихо спросил я. – Почему у вас такие круги под глазами?
Она улыбнулась и пожала худыми плечами под грубым коричневым свитером.
«Идиот, – подумал я, – кретин! Хорошенькое начало: «Вы плохо выглядите». Нет, ясно – начинать надо с чего-то постороннего, легкого, необязательного, желательно смешного». И я спросил:
– Вы здесь живете? В этом подъезде?
– Ну да… – кивнула она.
– Вот так совпадение! – воскликнул я как можно легче. – Здесь у вас проживает личность с устрашающей фамилией Булдык.
– Есть такой, – спокойно сказала она и посмотрела на меня.
– Ну так, думаете, чего я в воскресенье в форму вырядился? Пришел припугнуть вашего Булдыка.
– Бесполезно, – сказала она. – Горбатого знаете что исправит?
– Серьезно? Такой мерзавец?
– Именно такой.
– Говорят, там вся семейка как на подбор, – продолжал я, – старший сын сидит за грабеж, второй еще за что-то, да и дочь непонятно кто.
– Почему непонятно? – спокойно возразила она. – Я и есть его дочь.
Желтый листик ясеня кувыркнулся откуда-то сверху и застрял на ее плече в грубой вязке свитера. Мы молчали. Я понимал, что погиб, потому что этот пасьянс – баба с дедом, Маргарита, я, Надя и Булдык – никогда не сложится. Тут надо кого-нибудь изымать. Бедный дед, подумал я, это будет третий инфаркт, он не переживет.
Надя опять подняла на меня измученные глаза и вдруг улыбнулась.
– Вы так испугались, Саша. Что ж вы так испугались? Ну, идите, стращайте его, это ж ваша работа. Только учтите, что все действительно бесполезно.
– Это не моя работа, – хмуро буркнул я, – меня попросили. В порядке общественной нагрузки.
– А, – сказала она. – Ну, все равно. Идите. Я могу здесь постоять, чтобы не стеснять вас.
– Да никуда я не пойду! – огрызнулся я.
И мы опять обреченно замолчали.
– Я люблю вас… – проговорил я, тоскливо глядя мимо нее, на окна школы. Мне было все равно, что она обо мне подумает, потому что со мной и так все было кончено. – Я не знаю, как это случилось, вы совсем не в моем вкусе, и вы мне, в общем, не нравитесь. Я вас люблю… Я все эти дни хожу и о вас думаю и повод придумываю, чтобы встретиться. У меня на работе черт знает какие неприятности, а я только о вас думаю. Я даже хотел пойти кровь сдать, чтобы вас увидеть.
Она усмехнулась и проговорила:
– Саша, Саша… Никакой перспективы. Я совершенное «не то». Вы хороший, порядочный мальчик.
– Из хорошей семьи, – зло подсказал я ей.
– Конечно, – упрямо продолжала она, – из хорошей семьи. Мне про вас Валентина Дмитриевна все рассказала… Как вас на кафедре оставляли, аспирантуру предлагали, а вы из каких-то донкихотских соображений… в милицию…
– Это все ерунда, – перебил я ее, – главное – я могу ушами шевелить.
– Я старше вас, – веско произнесла она.
– Я знаю. Вы уже на пенсии, и у вас вставная челюсть.
– У меня ребенок, – добавила она.
– У меня тоже! Вы меня не переторгуете.
Она вздохнула, наклонилась и сильно выжала в ведро тряпку. По всему было видно, что ей часто приходилось иметь дело с невменяемыми.
– Саша… – грустно сказала она. – Все. Не морочьте себе голову. Выкиньте эту глупость из своей светлой головы. – Подняла ведро и, не оглядываясь на меня, вошла в подъезд.
Я сидел на лавочке у подъезда и смотрел на акробатику падающих листьев. Куда их только не заносило… Так, ты готов, сказал я себе, иди домой. И действительно хотел подняться и идти домой, потому как ну что здесь высидишь? Но в эту минуту из подъезда вышла Надя, в тех же брюках и свитере, в той же косынке. Села рядом со мной, неторопливо раскатала засученные рукава свитера и, щурясь от солнца, сказала, как будто и не уходила:
– А мне на днях ордер должны выдать. Будет у нас с Митькой квартира, свой дом, своя крепость. И заживем мы как боги – в покое и благодати.
– А я? – спросил я.
– А вы идите домой, Саша, – мягко сказала она.
– Ну, что? – с живым интересом спросила баба, открыв дверь. – Что он сказал, этот Булдык?
– Сказал, что больше не будет. Дал честное пионерское.
– Вот видишь, Саша, ты сегодня действительно сделал полезное дело, – серьезно и с увлечением продолжала баба, – если б все, что ты делаешь…