Он, разумеется, не прилетел. Только позвонил и поздравил. Сделал вид, что я никаких точек не ставила, балагурил сочным голосом. И, привычно привирая себе в оправдание, стал таять в моих глазах, как мираж в пустыне. Тогда и возникла на горизонте яхта художника Бурмакова с телохранителем…
По прилёте в Москву я получила первое смс от Сергея. Ответила – по-летнему игриво, беззаботно. Две недели мы активно и охотно переписывались. И незаметно наш пинг-понг превратился… в большой теннис. Такой большой, что перекрыл мне небо. Но об этом чуть позже, потому что сейчас прошлое не имеет значения. Ведь будущее наше гораздо интереснее. Мы решили быть вместе. Осталось только мне смириться с тем, что любимый – женат, а ждать его придется не месяц и не два. Так он сразу объявил. И я, приняв жёсткие условия, ждала его и ждала…
***
Симпозиум в Москве прошёл на редкость стандартно. Моё выступление вызвало резонанс, пресса отреагировала типично вежливо. Сознание выполненного долга помогло мне быстро оформить отпуск, и на следующий день я вылетела в Германию.
На паспортном контроле мои плечи расправились сами собой: всякий раз, прилетая в эту страну, меня накрывало ощущение резкой прибавки чувства собственного достоинства. Исходило ли это от корректного обращения полицейских с моим паспортом и пожелания ими «доброго дня» по завершении контроля? Или от общей атмосферы толерантности, царящей на немецкой земле? Или от идеальной чистоты в здании аэропорта и отсутствия суеты? Трудно сказать. В любом случае, немецкая правильность, в пику русской бесшабашности, выигрывала на сто очков, как минимум. Особенно после столкновения с последней.
Мне в своё время повезло. В 1989 году Горбачёв с Колем договорились, чтобы железный занавес рухнул. И мы, как любопытные мыши из норы, высунулись из спёртого советского пространства. Началось великое переселение народов. Охваченная повальной жаждой восстановления справедливости, я написала запрос в КГБ, и моего, как выяснилось, расстрелянного деда, немца, «врага народа», которого «заложил» в НКВД двоюродный брат, реабилитировали. Правдами и неправдами, однако, в рамках законности, мне удалось добиться компенсации за эту трагедию семьи. Но не от своей родины, а от демократической страны Германии. И теперь у меня есть вид на жительство и возможность находиться на немецкой территории с правом, оплаченным кровью моего красивого, сильного духом деда Генриха. Ему был всего тридцать один год, когда у него отняли жизнь. Оставшихся без отца пятерых детей вырастила Эрна, его жена, которая больше так и не вышла замуж.
ГЛАВА 2. Лапки по локоть в крови
В Ганновере я обычно останавливалась у родственников по линии матери. В девяностые они, волею подобных судеб, стали «иностранцами», довольно скоро обустроились и онемечились. Однако не настолько, чтобы отказывать мне в крыше над головой. У них даже стояла под навесом и не просила есть моя подержанная машина.
Что касается нынешней поездки, то я вообще приехала в пустой дом: семья укатила на испанскую Косту Браву, оставив мне ключи у соседей.
Ганновер как город никогда меня не вдохновлял. И вообще – хотелось как можно скорее начать движение по Европе в сторону нашей с Серёжей мечты. Откладывать жизнь «на потом» – нездоровая позиция. Потом, как известно, суп с котом…
***
Что правда, то правда – есть машины, а есть «Мерседес». Стоит сесть за руль этого автомобиля, сразу вспоминаешь это выражение. Подержанный, а как идет! И сиденье – супер. Не сидишь, а восседаешь.
До Кёльна я «долетела» благополучно и засветло. На мосту через Рейн машинально сбросила скорость: на сумеречном, розоватом небе прорисовывались антрацитовые очертания знаменитого готического собора.
Кёльну, практически полностью разбомбленному во время Второй мировой войны, один его уникальный собор на берегу Рейна, по сути, и остался: памятник архитектуры союзнические ВВС при бомбёжке не тронули. Впоследствии город застроили современными зданиями, воссоздав ещё несколько других храмов и памятников, но собор так и остался единственной явной принадлежностью прошлого. Издалека серый, словно седой, а вблизи – безжалостно чернёный выхлопными газами машин и поездов, собор «приютил» у своего подножия главный вокзал. Архитектурный «диссонанс», став популярным местом встречи местных жителей и гостей Кёльна, уже мало кого удивлял. По множеству путей ежеминутно двигались поезда региональных и дальних следований, а собор плыл за окнами вагонов, встречая и провожая путешественников. Первый и едва ли не единственный атрибут города, верный его страж.