— Дуй к маме, мелочь зелёная! Пусть она тебе штаны постирает.
Зачем понадобился мифический персонаж в мокрых брюках, понять было трудно, Олег прекрасно понимал, как легко мы, его друзья, отделяем в этих рассказах истину от эмоциональных наслоений. Видимо, возникал тут элемент непроизвольного художественного творчества, не хвастовство, а своего рода игра воображения на грани реальности, тем более странная, что в жизненных поступках Олег меньше всего был фантазёром.
Он твёрдо знал, чего хочет в жизни, и уверенно шёл к цели. С детства Олег решил стать геологом и стал им, хотя многие сомневались, станет ли, когда он еле-еле закончил девятый класс. Но в десятом Олега было не узнать. Ему нужно было получить медаль, чтобы учиться в лучшем в стране институте. Медали тогда давали независимо от текущих оценок, только по экзаменационным, и Олег сдал экзамены блестяще, хотя единственную «четвёрку» всё-таки получил, его просто не выносила одна преподавательница, раздражительная, болезненная женщина, вечно подозревающая, что ученики знают больше неё. Правда, один такой был. Сейчас он член-корреспондент, а тогда по любимому предмету из «троек» не вылазил.
Ему она говорила:
— Вы ещё поблагодарите меня за то, что я пресекаю ваше зазнайство.
Много позже я спросил у него, испытывает ли он чувство благодарности.
Членкор только плечами пожал.
Олегу «четвёрка» не повредила. И с серебряной медалью он поступил куда хотел, отпустил бороду и укатил на практику к чёрту на кулички, на Крайний Север. Вот о чём было рассказов! Тут уж и нам трудно было отделить истину от художественного вымысла, тем более что Олег строго настаивал на истинности всего, о чём говорил. Помню новеллу о легендарном оленеводе, который всем напиткам предпочитал духи «Красная Москва». В подтверждение рассказа Олег попросил духи, чтобы наглядно продемонстрировать опыт оленевода. Духов не дали, поверили на слово, все знали, что выпить Олег умеет.
Пил он лихо, мог выпить много, а вёл себя прилично. С нашей тогдашней точки зрения, разумеется. Если же смотреть глазами нынешними, зная, чем всё кончилось, то удивительно, как никто не замечал симптомов…
Помню, оказались мы как-то втроём, Игорь, Олег и я, в гостях у одной перезрелой, с красноватым лицом девицы. Не знаю, на кого из нас ставила она силки, скорее, на того, кто попадётся. Родители, как могли, помогали дочери, угостили нас чаем и ушли, а мы остались в старой запущенной квартире с интеллигентным прошлым, среди покрытых пылью вещей, которые тогда хламом представлялись, а теперь лишь изредка, да и то по самой дорогой цене, в комиссионках попадаются. Был и неизбежный рояль. Девушка музицировала в пределах скромных возможностей, а Игорь сидел и слушал, мучаясь тем, что всё понимает, и стыдясь за неё, за себя, за природу, что не одарила девушку ни умом, ни внешностью.
Отсутствие и того и другого стало очевидно с порога, когда девица, знакомясь с Олегом, представилась:
— Эра.
— Мезозойская? — спросил Олег, весёлый, ибо успел уже приложиться к очень хорошему в наше время портвейну «Три семёрки».
— Нет, ответила девушка без тени юмора, — Бабич.
Потом, когда Эра с Игорем присели у рояля, Олег, разочарованный чаем, о котором он всегда говорил: «Чай не водка, много не выпьешь», исчез куда-то и вдруг появился в дверях снова, весёлый, делая мне таинственные призывные знаки.
Я подошёл.
— По-моему, ты мешаешь зарождающемуся чувству. Пойдём лучше, я тебе ежа покажу.
Посмеиваясь, Олег протащил меня бесконечно длинным высоким коридором, с потолка которого свисали чёрные грозди многолетней паутины, в не менее обширную коммунальную кухню с индивидуальными примусами, керосинками и керогазами и там… Впрочем, подробно и говорить не хочется. Тогда казалось озорство, шутка, а теперь — глупость, жестокость, пьяное недомыслие великовозрастных оболтусов. Короче, на кухне Олег обнаружил доверчивую лохматую собачонку, сунул её под кран, окатил водой, зажав пасть, и, приглушив писк, выкинул в форточку на мороз. Этаж был первый, под окном снег, собачонка не разбилась, да Олег и не желал ей зла, просто хотел позабавиться. Лохматый пёсик заиндевел, смёрзлась клочками шёрстка и получилось смешное пугало, которое Олег тут же впустил в дом в ответ на истошный визг. Это он и назвал «показать ежа».