Эре, конечно, было сказано, что только впустил, а не выкинул, и она, к полному удовольствию Олега, горячо поблагодарила его за спасение собачки. Выглядело всё это в самом деле почти забавно. Правда, Игорь заподозрил каверзу, но Олег успел шепнуть мне:
— Адмиралу ни слова! Он шуток не понимает.
И я смолчал, друга не подвёл.
Возвращались мы домой весёлые. Олега то и дело заносило в пышные, недавно наметённые сугробы, и он пробирался через них с дурашливым пением:
Разумеется, на мотив «Чёрного ворона», известного тогда не с пластинки Жанны Бичевской, а по фильму «Чапаев».
Однако склонность Олега переходить некоторые принятые границы, как и его способность художественно приподнимать собственные не украшающие поступки, нашу разумную Лиду почему-то не смущала. Почему? Жизненного опыта не доставало или инстинктивное притяжение противоположностей сказывалось, не знаю. Возможно, и то и другое наличествовало. Короче, заметные предостережения учтены не были, и связь между этими лишь внешне похожими, а в сущности очень разными людьми не ослабевала, а крепла и в ту новогоднюю ночь казалась на все времена.
Слово «связь», впрочем, не подразумевает никакой интимности. Отношения Олега и Лиды, как и Сергея с Верой, носили тогда характер вполне платонический. Время было в смысле сексуального развития не передовое, и многие всерьёз полагали, что интимные радости возможны лишь в рамках законного брака.
Не все, конечно. Даже в нашей новогодней компании была девица по имени Люка — по паспорту, кажется, Лукреция, — о которой такое рассказывали, что и теперь не о каждой услышишь. Рассказывали, понизив голос и обязательно заключая, что подобной репутацией жизнь она свою испортила и ни один серьёзный человек, конечно же, связать с ней свою судьбу не решится. А ведь зря шептались! Решился. Ныне Люка почтенная дама, называет себя Любовь Фёдоровна, осуждает молодёжь за легкомыслие и распущенность и убеждена, что «в наше время такого не было». И меня пыталась убедить, но я не поверил. А она, по-моему, верит искренне.
Кроме этой девушки с пугающей репутацией была в тот вечер с нами ещё одна молодая особа, познавшая радости. Однако, не в пример Люке, как положено, на брачном ложе. Впрочем, в её случае приходится говорить не о радостях, а, скорее, об огорчениях. Замуж она вышла на первом курсе, что было тогда необычно, вышла чуть ли не за старика, по нашим понятиям, — муж был лет на восемь старше и, по слухам, многоопытен. Об этой особе тоже шушукались и намекали на какие-то страдания исключительно интимного свойства, происходившие от опытности мужа и её невинности. Юная дама своей грустной загадочностью вроде бы подтверждала любопытные догадки. Новый год она встречала одна, без супруга, да и ко всем нам — я имею в виду мужскую половину компании — проявляла холодную сдержанность, которую мы с пониманием прощали, связывая её с отталкивающим темпераментом мужа.
Мужа этого, кстати, никто из нас не знал. Только лет через десять судьба случайно свела меня с ним в командировке, в гостинице. Познакомились, разговорились, добрались и до нашей приятельницы, которая к тому времени вновь и, как казалось, вполне благополучно устроила свою жизнь. Я заметил, что давний неудачный брак мало волнует моего нового знакомого, и позволил себе, может быть, не совсем тактично, вспомнить, как мы сочувствовали его бывшей супруге.
Он чертыхнулся.
— Вот сволочи!
— Кто? — не понял я.
— Да они ж с тёщей. Надо же было такую брехню распустить?
— Зачем?
— Промахнулись они со мной. Сочли за перспективного. К фронтовикам, помните, какое отношение было? В аспирантуру — зелёная улица. А я с самого начала на школу нацелился. Когда они разобрались, что это серьёзно, — задний ход.
Похоже, говорил он правду, и тайна юной дамы была не физиологическая… а вернее, никакой тайны не было. У мамы спутник жизни был обеспеченный, хотелось и дочке добра, и дочка как лучше хотела… Второй её муж занимал положение прекрасное, прежний же так и застрял в районной десятилетке. Что уж тут сравнивать! Правда, и со вторым мужем она недолго прожила, но и третий, нынешний, человек с положением. О нём сказать ещё придётся. Однако я забегаю… Пока закончу о юной даме тем, что Олег прозвал её в тот вечер «вдовицей безутешной». Он был мастер на такие прозвища, и сейчас ещё мы по старой памяти часто её между собой «вдовой» называем.