— И ждёшь? — поспешил Вова.
Но Игорю, видно, было не до комариных его укусов, он свою мысль завершить хотел.
— Здесь водораздел. Между «объективными» обстоятельствами и совестью. Если «обстоятельства» выбрал, то и покатился. От бесплатного коньячка и дальше. А какой же он, между прочим, бесплатный? Один человек за него в магазине заплатил, другой свой личный бюджет улучшил, деньги из зарплаты сохранил, купил что-то, приобрёл. Приобрёл — понравилось, и нравится всё больше, и «благодарность» уже не сюрприз, а доход. А если это доход, то зачем его в бутылки или коробки с ленточками прятать, не лучше ли «барашек в бумажке», чем баранья нога, скажем? Вот и такса у тебя появилась, твёрдая цена. Ты её ещё за «благодарность» принимаешь, а сам думаешь: какая, собственно, разница — после тебя отблагодарят или до? Ведь так или иначе на ноги поставлю. Зачем же ждать? А разница-то огромная. Потому что неизбежно приходит час, когда страшный выбор делать приходится: кому в первую очередь и сколько сил уделить — тому, кто уже дал, или тому, от кого ждёшь только…
— Погоди, погоди! Не преувеличивай!
— Здесь разве преувеличишь? Врач с жизнью человеческой дело имеет. Мы же её не только продлить, мы и укоротить можем.
— Что это значит? — спросил Вова строго.
— Значит, что убить можем, искалечить. А это даже по невежеству или беспомощности непростительно, а если по преступной халатности, корыстью порождённой?
— Ну, знаешь! Такими словами безответственно бросаться нельзя. Тут факты нужны.
— А тебе, руководителю, ни один не известен?
— В семье, понятно, не без урода. И мы принимаем строгие меры. Так что, пожалуйста, не обобщай своих эмоций. У тебя вышка одна, а у нас другая.
— Куда мне, районному костоправу, до вашей административной высоты! Жираф большой, ему видней.
— Как остроумно! Как легко в наш огород камешки бросать. Администратор, между прочим, не господь бог, не вездесущ и не всемогущ.
— И не безгрешен.
Вова подскочил.
— Игорь! Ты мой друг и один из самых опытных хирургов в области. Если мне потребуется операция, я буду просить тебя… Но я должен сказать тебе ответственно. Я считаюсь с правом таланта позволять себе некоторые излишества, однако разговор наш вышел из рамок…
— Вы нас всех перепугали, — по-прежнему ослепительно улыбаясь, сказала синтетическая девушка, не ведающая о том, что люди болеют и умирают.
— Простите, я не хотел.
— Кроме того, мы не одни, — Вова выразительно повёл глазами в сторону Алехандры. — Нас могут неправильно понять.
Алехандра заметила его взгляд и рассмеялась:
— Я всё понимаю. Вы замечательные. Это чудесно. Вы такие патриоты. Вы не любите, когда иностранцы узнают вашу неприятность. Это замечательный русский характер. Вы умеете болеть душой. На Западе — нет. Я могу вас понять. Я понимаю. Вы, Игорь, прекрасный человек. Вы спасаете людей. И вы, Владимир. Не спорьте, пожалуйста. У вас совсем другая жизнь. Ваши споры горячие, потому что спор хорошего и лучшего. У вас нет таких врагов, как фашисты, хунта. Не нужно больше спорить. Давайте лучше выпьем за лучшую жизнь всех людей земли!
— За дружбу народов! — обрадовался Вова.
— Я с радостью присоединяюсь к вашему тосту, — сказала «вдова», — потому что все мы, каждый наш человек болеет нуждами всех людей в мире.
Алехандра со счастливой улыбкой повернулась с бокалом к Диме.
— Я очень рада быть с тобой среди вас.
— Олег бы «горько» крикнул, — буркнул Игорь.
— Что это тебя так прорвало? — спросил я тихо.
— Наболело. Ведь зачем живём? Не для того же, в самом деле, чтобы адмиралом стать или облздрав возглавить. Человеком стать нужно. И статься — вот главное. А если не можешь, так уж лучше как Олег. Честно. Пойдём, я тебе расскажу…
Мы прошли на кухню, где много лет назад Олег бросал с балкона вниз, на блестящую укатанную наледь гранёные рюмки, стараясь, чтобы каждая упала точно на хрупкую ножку. Теперь балкона, как я уже говорил, не было, двери превратили в окно, и у этого окна, приоткрытого, как и тогда, потому что погода стояла тёплая и в кухне было жарко, мы остановились. Не помню, кто — я или Игорь — захватил бутылку и рюмки, и мы наполнили их и поставили на подоконник, но пить не спешили, возраст был не тот и настроение другое. У Игоря оно к тому же заметно подпортилось стычкой с Вовой. О нём он сказал сначала, а не об Олеге.