— Ты ничего не расскажешь мне? — в интонации столь непривычная серьёзность, а также совсем малая толика дрожи и волнения.
Да что он мог рассказать? Роуг сам ничего не знал и толком уже не понимал. Все его мысли — монотонные, тянущиеся бесконечно — сводились к Люси. Она пропала. Просто исчезла, написав втихую заявление об увольнении и не посчитав нужным объяснить ему напоследок хоть что-то. Трусливо сбежала — и это Люси-то?! Она никогда бы так не поступила. Он мог поручиться за неё как за самого себя.
И всё продолжал ночами напролёт просиживать за горами этих идиотских бесполезных учебников, штудируя умопомрачительно нудные и длинные задачки и уравнения. Был ли в этом хоть какой-то смысл? Роуг мог твёрдо ответить, что да. Как бы глупо это ни казалось, хотя бы из-за того, что он не мог не оправдать возложенное на него доверие. Он пообещал Люси и теперь положил все свои силы, нервы и время на то, чтобы сдержать данное слово.
«… пусть она и не держит своих».
Весь этот непонятный, сумбурный и такой жгучий сгусток эмоций, клокочущий внутри, с каждым днём становился лишь больше и лишал способности здраво мыслить. Роуг сотни раз убеждал себя в бессмысленности этой зубрёжки и сразу же после этого брался за дело с утроенным рвением. И на каждой странице из сотен перелопаченных учебников его словно назло преследовали терзающие круглосуточно вопросы, ответов на которые не отыскать ни в одной книге. В какой момент всё пошло не так, когда он упустил из виду ту действительно важную деталь, которая впоследствии имела роковое значение, когда совершил ошибку? Разве он сделал что-то настолько неосмотрительное, глупое (грубое?), чтобы заслужить подобное отношение?
Во все эти тонкости отношений и женской психологии в частности парень посвящён не был, а потому ему не оставалось ничего иного, кроме как недоумевать и попусту накручивать себя. А может, на самом деле и не было никаких отношений вовсе, а он, в силу своей неопытности, всё это придумал? Всячески докучал Люси своей назойливостью, а она лишь из чувства такта не хотела ему отказывать. Теперь же и её терпению (признаться, недалёкому от ангельского: терпеть такую премерзкую личность, какой Роуг считал самого себя, это тот ещё талант) соизволил прийти конец. А ведь что он только не делал для того, чтобы докопаться до истины. Не боясь косых взглядов со стороны, пытался выведать что-то у преподавательского состава, но те лишь разводили руками. Несколько раз пытался отловить в школе Леви, но та становилась бледнее мела и словно просачивалась сквозь стены. На телефонные звонки Люси не отвечала: её номер уже которую неделю был недоступен. Роуг ежедневно караулил её у подъезда и в порыве отчаяния даже несколько раз собирался ночевать у него, вот только Стинг с грандиозным боем скрутил его и отправил домой отсыпаться.
Было ли правильным так явно навязываться? Роуг не узнавал самого себя и понимал, что поступает отчасти неправильно, но останавливаться не собирался. Если бы Люси хотела с ним связаться, то уже давно бы это сделала. Из этого вытекали вполне очевидные и не совсем утешительные выводы…
Нет-нет-нет, тут же возражал самому себе брюнет, и всё возвращалось на круги своя. Так просто невозможно притворяться. Он слишком хорошо помнит этот её ласковый, лучистый взгляд, который был адресован ему одному. И тихий задорный смех, и тёплые руки, и умопомрачительно мягкие, отзывчивые на ласку губы…
— Эй, приём, Земля вызывает Небо! Роуг, ответь мне хоть что-нибудь!
В ответ — лишь многострадальный протяжный вздох и неопределённое пожатие плечами. Впрочем, это всё же лучше, чем полное отсутствие реакции.
«Не иначе как делаем успехи. С таким темпом к концу года снова научимся говорить», — сделал неутешительный вывод Стинг.
***
Вечер выпускного был в самом разгаре. В преобразившейся до неузнаваемости столовой, которая теперь выполняла функции и танцпола, и банкетного зала, остались лишь самые стойкие. Четверть выпускников уже успела достигнуть своего предела и спьяну посапывала дома — таких везунчиков было меньше всего; остальные облюбовали близлежащие к школе территории, в том числе кусты, лавки, спортивные площадки, раздевалку и даже миски с салатами. Ещё одна четверть, самая здравомыслящая, быстро смекнула, что ловить среди этого сброда нечего, и мирно разбрелась по домам. Оставшейся части не оставалось ничего другого, кроме как вариться в этом адовом котле, которым сейчас и являлась столовая. По барабанным перепонкам оглушительно била абсолютно безвкусная музыка, которая вызывала восторг лишь у учителей, которые и занимались составлением плей-листа на вечер.
В самом углу стоящего у стены стола одиноко восседал Роуг, представляя собой образец вселенского спокойствия и непоколебимости. Теперь уже бывшие его одноклассники успели нажраться во всех смыслах и активно обезьянничали в центре зала.
Аккуратно причёсанный, в новёхоньком чёрном костюме с иголочки и ослабленным узлом синего галстука, стараниями Стинга Роуг впервые за долгое время был похож на человека. На столе стояла откупоренная и уже наполовину распитая бутылка красного вина, а ещё раскрытый аттестат — такого же цвета. Особенно сильно мозолила глаза словно специально отпечатанная жирнее остальных отметок пятёрка по химии. Наверное, Люси была бы рада увидеть такую, причём вполне заслуженную оценку. В конце концов, он ведь сдержал своё обещание. И, немного даже стыдно признаться, в процессе обучения втянулся и проникся к предмету симпатией. Да что уж там говорить, он в последний день подачи заявлений для вступительных экзаменов добавил химию в список предметов для сдачи! Да уж, Люси бы наверняка сильно изумилась подобным новостям.
Мимолётно мелькнувшая вслед за этим мысль заставила парня нахмуриться. Хватит вообще думать об этом. Сейчас бы парень даже не удивился, если бы узнал, что эта самая пятёрка, будь она проклята, ему была поставлена заранее, в качестве снисходительного жеста. Подобные варианты развития событий непроизвольно вызывали очередной прилив раздражения и злости. Не думать — значит не думать. Просто выбросить из головы абсолютно всё хотя бы на сегодня и налить себе ещё этого отличного винишка.
Где-то в толпе мелькнула знакомая светловолосая макушка, обладатель которой стремительно приближался к столу. Определённо навеселе, с расхлябанным галстуком и наполовину расстёгнутой рубашкой, Стинг плавно лавировал между танцующими, время от времени останавливаясь около особо симпатичных по его мнению дам, дабы отвесить тем очередную порцию комплиментов. В общем, парниша цветёт и пахнет во всех смыслах. С непередаваемой горечью и облегчением Роуг отметил, что хоть у кого-то дела идут хорошо.
Вот только обстояло всё не совсем так, как казалось на первый взгляд. Нет, несомненно, Стингу здесь вполне нравилось, да и девушки попадались на удивление милыми и сговорчивыми, вот только… Вот только останавливался он у них скорее для того, чтобы оттянуть момент непосредственной встречи с Роугом. Всё тело слегка потряхивало от мандража; он до конца не был уверен, что стоит делиться с другом новостями. Тот вроде как только начал оправляться от полученной сердечной травмы и неизвестно ещё, как он отреагирует на подобное. С другой стороны, эта же причина подстёгивала Стинга всё же не утаивать правду: ходить с разбитой физиономией позже его не особо прельщало.
Уж лучше отстреляться сразу, — пришёл к выводу блондин и решительно двинулся к другу. Не дойдя до него каких-то три шага, остановился на месте как вкопанный. И осознал вдруг, что не может выдавить из себя ни звука.
— Что-то случилось? — вкрадчивая ухмылка, играющая на губах Роуга, вроде указывала на то, что он находится в неплохом расположении духа. Вот только напряжённая морщина, залёгшая в уголках губ, с головой выдавала фальшивость улыбки.
— Люси… — неуверенно начал Стинг, силясь перекричать музыку и, чувствуя, как стремительно холодеют руки от каменеющего взгляда друга, выпалил: — Я видел её здесь недавно, рядом с кабинетом химии. Видать, под шумок решила…