— Дочь? — я окликнул её.
Майка стянула наушники, больше её головы. Вместо рыжих на ней были синие волосы. Помню, как Вита бесилась, когда она втайне покрасила их.
— Настучала, — она усмехнулась.
Я сел на кровать:
— Покажи?
Майка со вздохом придвинулась ближе ко мне, приоткрыла свои миниатюрные ушки. В них уже были серёжки. Золотые, я сам подарил, когда мы в пять лет прокололи ей первые дырочки. В больницу возили, где медсестра сделала всё как положено. Теперь к ним вдобавок с обеих сторон, были светлые гвоздики.
— Серебро? — пригляделся я.
— У Маринки взяла поносить, — Майка кивнула, потрогала мочку.
Я удивился, что крови не видно. Ожидал, будет жуткое зрелище! А тут всё не так уж и плохо.
— Больно было? — взглянул ей в глаза.
Дочь заметно смутилась. Ожидала, что буду ругать? Не как мама, конечно! Я никогда не кричал на неё. Но отчитаю по-взрослому. Однако вот с этим решил не спешить.
— Ну, не то, чтобы больно, — призналась она, — Неприятно! Ну, в целом, терпимо.
— Ну, и как ты это сделала? Поведай секрет! Может, я тоже себе захочу проколоть пару дырок? — я прилёг на постель, приготовился слушать.
Майка хихикнула:
— Па! Ты чего? Ты серьёзно?
— Ну, а что? — я прикинул, как буду выглядеть. А главное, что скажут студенты? Поднимут на смех, или выразят полный респект?
— Ну, в общем, — решилась она, — Для начала нужно его заморозить!
— Ухо? — нахмурился я.
— Ну, не всё ухо! Мочку.
— Угу, — хмыкнул я, призывая её продолжать.
— А потом фломастером точку поставить. Иглу прокалить над конфоркой. Ну, протереть всё, понятно! Ну, и колоть.
Азарт в её детских глазах меня просто потряс. Вот хулиганка! Наверное, это же чувствовал я, когда тырил у матери деньги? Знал, что накажут! Но так и горел изнутри.
— А яблоко зачем? Закусить? — вспомнил я.
— Не! — Майка в ответ опустила глаза. Наверно, поняв, что упрёки с моей стороны всё же будут, — Это подложка. Ну, опора! Ты изнутри им мочку подпираешь. Неудобно колоть на весу.
Она замолчала. А я принуждённо вздохнул, приготовился выдать тираду. А вышло такое…
— Май, ну и зачем? — прозвучало растеряно.
Она прикусила губу:
— Это круто сейчас. Типа, модно!
— Так ты хочешь крутой быть, как все? — я досадливо хмыкнул, — Ведь мама права! Ты могла навредить себе.
— А чего она сразу кричать? — взвилась дочка.
И обида опять заиграла на Майкином юном лице.
— Потому, что она беспокоится, — попытался я вставить.
Но Майка отвергла мою очевидную мысль:
— Да ей наплевать! Её бесит, что я не такая, как ей хотелось бы, — она вжалась в угол, и край одеяла уполз вслед за ней.
Я покачал головой:
— Знаешь, ведь мама была вот такой же, как ты, когда мы познакомились. Носила короткие майки и строила глазки мальчишкам у нас во дворе. У неё были пышные рыжие волосы. Как львиная грива! Не то, что сейчас.
Я подумал о том, что мне нравится Вита любая. И даже сейчас её волосы нравятся больше, чем в юности.
Майка спросила:
— А что с ними стало? Ой, дай угадаю! Она их тоже красила, и они поредели? — усмехнулась дочурка.
— Нет, — покачал головой, — Она родила очень милую рыжую девочку. И та забрала все ресурсы из мамы. Но мама ничуть не жалеет об этом. Помню, она говорила, когда ты уже появилась на свет: «Нет ничего лучше дочери. И пусть даже я облысела бы вся, лишь бы это прекрасное рыжее чудо жило и росло».
Майка молчала, ковыряя обои в углу.
— Она называла тебя «мой бельчонок». Ты была, в самом деле, как белочка! Волосики рыжие, глазки такие пытливые и маленький нос.
Майка всё также молчала, и я мог гадать, что за мысли роятся в её голове.
— Я хочу, чтоб ты знала. Мама любит тебя очень сильно! Просто сказать о любви гораздо труднее, чем топнуть ногой. А это у неё хорошо получается.
— Точно, — ответила Майка.
По голосу понял, что выдавил слёзы из юной души.
— Вот же вы девочки, плаксы, — раскрыл я объятия.
Дочка прильнула ко мне:
— Значит, когда я рожу, у меня тоже выпадут волосы?
— Нет, не выпадут, — успокоил её, — Выпадают они далеко не у всех. Вон, у мамы остались же?
— Остались, — подтвердила она, утыкаясь мне в грудь.
— Мама тоже сопли на кулак наматывает, только на кухне, — подсказал.
— А чего это? — сдавленно выдала Майка.
— Потому, что она испугалась! Вдруг бы ты нерв повредила? Или заразу какую туда занесла? — сказал я словами жены, — Это ж не шутки, Майюшь? Это ушки твои.
— Мои, — прогундосила Майка.