– А как… осуществляется акушерская помощь агхори?
– Повитухи, как у древних. То есть некоторые женщины, и иногда мужчины среди нас получают медицинскую подготовку.
– Так вы рожаете не в клинике?
– Нет, конечно, – удивление азиатки прорезалось через интонацию, – Нас чураются другие роженицы.
Фрида едва сдержалась, чтобы не обматюгать тот мир, который знала. Хотела спросить на предмет возникновения форс-мажора, но не решилась беспокоить беременную женщину.
Когда журналистка засела за статью, на небе уже вылезли первые звёзды.
– Творишь? – постучались в палатку.
– Уже сотворила. Входи, – пригласила гостя Фрида, нажав кнопку «отправить» на своём планшете. Боссу бы звякнуть, но, кажется, он уже понял, что никто не собирается есть его подчинённую.
Джозеф вплыл в помещение, ненавязчиво оглядывая заведённые девушкой порядки:
– Комфортно.
– Я старалась, – журналистка кивнула на походную плитку, – Хочешь кофе?
– Из стаканчика?
– Из кружки, – Фрида извлекла из рюкзака посуду, выполненную из увесистого фарфора, – Эта принадлежала моему отцу.
– О, почту за честь.
Они молчали, пока палатка не заполнилась ароматом кофе.
– Мадам рассказала тебе историю моей матери?
– Да, – решила не юлить Фрида.
– Боишься меня?
– Я не завариваю кофе тем, кого боюсь.
– Хм. Я надеюсь… – Джозеф сжал челюсти, должно быть, впервые изменив своему похожему на дзен добродушному виду, – Ты не думаешь, что я сделал это с целью получения власти или типа того?
Услышав это, Фрида едва не ошпарилась кипятком:
– Да как тебе вообще могло прийти такое в голову?!
Двуцветные ресницы испуганно моргнули несколько раз:
– А… Я думал, дело в этом.
– Нет, вовсе нет! Я просто… Не знаю, как правильно реагировать на подобную информацию.
– Потому что это ужасно?
– Потому что я не хочу причинять тебе боль.
Было неловко – а стало ещё более неловко.
– Раз уж ты знаешь о моей семье, – снова первым завёл разговор Джозеф, – Я бы хотел узнать о твоей. Если, конечно, можно.
– Меня растил отец. Его звали Адам Лэнг, и он был фотографом. Вёл фоторепортажи, – Фрида коснулась кулона, – Здесь его фото, сейчас сниму показать.
– Не надо, я пододвинусь, – предложил Джозеф и сел рядом, едва не касаясь лица девушки щекой. Фрида почувствовала, что краснеет. Слишком близко.
– Мне кажется, у тебя его глаза, – тем временем внимательно изучил снимок собеседник, – Что случилось, у тебя жар?
– Н-не, я просто… Ну это… – Фрида кривовато улыбнулась, отодвигаясь, – Ты близко. Очень.
– А. У тебя телесный токсикоз.
– В смысле?
– Не волнуйся, это часто встречается у травоядных. На вас давят табу, вот тебе и некомфортно. Это в голове, – он постучал пальцем по виску, – Ничего страшного, всё поправимо. Позволишь помочь?
– Помочь? Как? – совсем растерялась журналистка.
– Я всё устрою, – казалось, Джозеф очень доволен своей задумкой, – Заодно узнаешь кое-что новое о нашем мировоззрении. Репортаж изнутри, согласна?
– Было бы здорово, а… А ты не скажешь мне, что это?
– Нет, пусть будет сюрприз. Не бойся, это безопасно, и точно поможет, – он отставил опустевшую кружку и поднялся с насиженного места, – А пока спокойной ночи и спасибо за кофе.
Вот пожелал так пожелал! Засни спокойно после этого! «Телесный токсикоз». Ни разу про такое не слышала. Что ж, завтра и узнаем.
========== 11 ==========
– Эй… Эй! Ты там ещё не передумала слепить что-нибудь из глины?
Фрида насилу открыла глаза. Спалось ей нынче не очень, организм даже отказался подчиняться режиму, отработанному благодаря журналистскому делу.
– Бенни?
– Я, – ответила торчащая из-за полога палатки голова.
– Сколько времени?
– Семь утра.
– А чего так рано?
– Нас ночью поднимали. Ребята поехали за очередным телом.
Ага. Всё-таки спала.
– Почему меня не разбудили?
– Джозеф не разрешил. Сказал, ты устала за день.
– Зря он это, я же всё-таки журналист, – девушка зевнула, натягивая ветровку, – А тебе чего не спится?
– Я ещё не проголодался, нужна нагрузка, – охотно пояснил паренёк, – Да и глина как раз закончилась.
– Поняла, тогда пошли. Я должна что-то с собой взять?
– Нет, не надо, достаточно просто надеть немаркую одежду, – подростка что-то тяготило, но Фрида никак не могла понять, что именно. Наконец, едва они вышли за черту Пепельного тупика, Бенни выдал:
– Я видел твою статью. На сайте газеты.
– О. Так вот почему ты мялся, – кивнула девушка, – И что скажешь?
– У тебя здорово выходит. Тебе бы книги писать, – он быстро улыбнулся, но тут же напустил на себя серьёзный вид, – В смысле… Это нужно. Правда. Больше, чем та мура, которую обычно пишут.
– Я польщена, – даже несколько смутилась Фрида.
– Продолжай. Здорово выходит, – мальчишка сунул руки в карманы, смахнув назад матерчатую сумку, перекинутую через плечо.
– Скажи, Бенни, – гостья заправила прядь волос за ухо, думая о вопросе, – А ты бы хотел общаться со сверстниками… Не из агхори?
Подросток согласно задумался:
– Так-то, конечно, да, но что я им скажу? Между нами всегда будет пропасть.
– Не думаю. Вот взять меня. Я же из травоядных, но смогла понять вас, – развела руками журналистка.
– Скажешь тоже, – он фыркнул, – Ты это ты, а не «все». Единичный случай… Готова набирать материал?
– Ого, река, – изумилась Фрида, подходя к крутому берегу. Пока они шли, в воздухе не витало ни намёка на воду, хотя утренняя прохлада могла дать какую-никакую, но подсказку.
– Мало кто из травоядных знает об этом притоке, так что он наш. Круто, скажи? – Бенни уже привычным способом поискал место, где можно спуститься, – Айда за мной, вот тут хорошая глинистая жилка.
Глядя на энтузиазм мальчишки, журналистка невольно задалась вопросом, стал ли бы Бенни заниматься лепкой из глины, если бы жил в городе, среди травоядных. Вероятнее всего, нет. Залипал бы в Интернете, ставил лайки под фото, рубился бы в стрелялки. С другой стороны, даже её статью посмотрел, значит, доступ в Сеть есть. Почему же тогда эти промыслы перевешивают?
Припомнив обращение с детьми, Фрида лишь задумчиво лизнула нижнюю губу: не было похоже, чтобы молодых агхори держали в ежовых рукавицах. Да и Бенни говорит с ней на равных, и не думая о правилах приличия. С другой стороны: зачем им смотреть на чуждую жизнь? И зачем им кровавые игрушки, если они знают о смерти всё и даже больше?..
– Гляди какой кусок! Помоги достать, – в голосе подростка слышался подлинный восторг, а это значило, что лепка не была для него в тягость.
– Сейчас, – журналистка вцепилась в ком пальцами следом за своим провожатым. Глина. Плоть. Поверья древних. О том, что людей слепили из глины. Квазисимволизм агхори, что тут скажешь.
– Леон будет доволен, – тем временем пришёл к выводу Бенни, наполняя спрятанный в сумке контейнер.
– Леон?
– Ага. Он вроде моего наставника, а что?
– Так, ничего, – Фрида вспомнила историю о бабушке подростка. По идее, человек, разрушивший твой мир, может вызывать только ненависть. А вот однако же, – И что же мы будем лепить?
– Сделаем тебе кружку, хочешь? Заодно обожжём на шмашане! – выпалил Бенни, но тут же стушевался, – Если ты… не против, конечно.
– Нет, нисколько. Ни к чему разводить отдельный костёр.
– Это точно. Хлопотно. А ещё иногда травоядные начинают возмущаться, из числа тех, которые следят за экологией, потом приезжают с проверкой, не жжём ли мы кости, – доверительно сообщил ей подросток, – Приходят такие дельные, в костюмах биозащиты, будто у нас тут чума, представляешь?
– Ещё как, – Фрида едва удержалась от смеха, – Бенни, скажи, мне только сейчас пришло в голову: а что агхори делают с тяжёлым скарбом, если вдруг вас вызывают… Ну, сам знаешь.
Паренёк поднял брови:
– А что с ним делать? Оставляют, разве что укрывают от непогоды. Никто не тронет вещи агхори.