— Побить рекорд по количеству боев за сезон — это не то, чем ты должен гордиться.
— И какие рекорды я должен побить, о славный капитан?
Мы сворачиваем с автострады на дорогу, заполненную рядами красивых элитных квартир и домов.
— Все рекорды, которые ты уже побил?
Я въезжаю на подъездную дорожку. Каменный дом с идеально уложенным газоном и крутой крышей вырисовывается передо мной как моя личная тюрьма. Я выдергиваю ключи из замка зажигания, и они падают мне на колени. Кевин проводит руками по лицу и откидывает голову на спинку сиденья.
— Послушай, — говорит он, — знаешь, если бы ты не хотел играть в НХЛ, я бы просто оставил тебя в покое, верно?
— Ты никогда не оставишь меня одного, — бормочу я.
— Я имею в виду, Хейден, меня не волнует, играешь ли ты в НХЛ. Мама и папа… им тоже было все равно. Но ты мой младший брат. Я знаю тебя. И я знаю, что это твоя мечта. И смотреть, как ты просто выбрасываешь это…
— Как я брошу это? — Плюю я.
— В прошлом сезоне я сыграл все, что мог. Я приходил на каждую гребаную тренировку.
— Я просто хочу посмотреть, как ты попробуешь еще раз, — говорит Кевин, его руки беспокойно лежат на коленях.
— В прошлом году вы просто проплывали мимо, и вам это сойдет с рук, потому что ваши 60% так же хороши, как и все остальные на 100%.
Любимая вещь Кевина на свете — это проценты. Я почти уверен, что он не спит по ночам, просто думая о том, как добавить проценты в повседневную беседу.
— Но я знаю, что вы можете сделать на 100%. Черт, я видел, как ты выкладываешься на 200%! И как будто ты только что сдался. Может быть, ты злишься на меня или злишься на мир за то, что он сделал с нами. Но разве ты не видишь? Ты только наносишь себе вред.
— Я на 100% закончил этот разговор, — говорю я и открываю дверь джипа.
Конечно, Кевин не может просто отпустить меня.
— Где тот ребенок, который каждое утро вставал со мной в пять утра, чтобы пробежаться? Где парень, который оставался на катке, пока водитель Замбони не выгнал нас?(прим. Замбони - машина, используемая для шлифовки льда для катания на коньках). Где мальчик, который бегал по трассе с гантелями только для того, чтобы нарастить мышечную массу? Где мой младший брат?
Я даже не смотрю на Кевина. Я выхожу и хлопаю дверью.
— Ну, может быть, он тоже умер.
ГЛАВА 2
Элис
Я даже не могу понять, как ошибалась на прошлой неделе. Чикаго не удивителен. Это не хорошо. Это просто ветреная бетонная плита, где умирают мечты. Я никогда не думал, что буду скучать по нашему маленькому скучному городку, но после двух недель, проведенных в Чикаго, я с радостью перееду на Марс.
Я следую монотонным указаниям GPS на приборной панели. Не знаю, почему я согласилась забрать Ксандера. Он был таким бодрым последние несколько дней; я хочу сказать ему, чтобы он уменьшил свою тысячеваттную индивидуальность на несколько ступеней. Обычно я оптимист, подбадриваю его угрюмое настроение. Но теперь Ксандер играет за «Чикагских Соколов» и присоединился к этому странному театральному клубу. Если он так любит все в Чикаго, он должен любить и его транспортную систему.
— Вы прибыли, — говорит GPS. К счастью, других машин вокруг почти нет — аномалия в этом богом забытом городе — и я паркуюсь перед дверью с облупившейся красной краской. Над ним висит вывеска - Театральный клуб "Красная бабочка".
Я знаю, что если я просто подожду в машине, пройдет вечность, прежде чем Ксандер покажет свое лицо. Поэтому я распахиваю дверь и вхожу.
Повсюду вокруг меня жужжат театральные детишки, как маленькие рабочие пчелки в улье. Я не могу понять, почему Ксандер хочет быть частью этого. Я сказала ему, что он должен бросить свое странное театральное увлечение, как только он начнет играть за «Соколов». Вместо этого он должен проводить каждую свободную минуту на катке, тренируясь. Но я должна поддерживать. Я ходила на все его пьесы, от «Младенца Иисуса» до «Ромео», потому что, видит Бог, мама не пойдет.
Но сегодня я совершенно не в настроении быть среди детей театра. Их бодрая жизнерадостность уже действует мне на нервы.
Мимо меня проходит высокий чувак со стопкой сценариев.
— Ксан…?
Я закатываю глаза и вытаскиваю длинные волосы из-под худи. Я давно уже не обижаюсь, когда кто-то принимает меня за моего брата.
— Я его сестра.
Бородатый парень сужает глаза.
Я вздыхаю.
— Ты знаешь, где я могу его найти?
– Там, в театре. — Он указывает на ряд больших черных дверей, но не отводит от меня взгляда.
— Это так странно. Кто знал, что Ксандер может быть горячим
— Ты Отвратительный.
Я выбегаю через двери. Боже, Ксандер когда-нибудь был мне должен за то, что заставил меня иметь дело с этими людьми.
Я вхожу в большой пустой зал. Я провожу пальцами по обшарпанным черным сиденьям и направляюсь к сцене. Мои шаги эхом разносятся по комнате.
— Привет, Эл.
Я поднимаю глаза и вижу, как Ксандер балансирует на вершине лестницы, вешая на занавески войлочные звезды.
— Ты готов?
— Еще одну минуту, — кричит он вниз.
Я плюхаюсь на одно из кресел. Еще одна минута для Ксандера в театре означает еще два часа.
— Ну, как прошли пробы? — Его голос насмешливо эхом разносится по залу
Я сползаю еще глубже в кресло, желая, чтобы оно проглотило меня целиком.
— Я не успела.
Я так расстроилась из-за «Соколов», что Ксандер нашел для меня местную женскую хоккейную команду, в которой я могла попробовать себя.
— Что? — говорит Ксандер, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. Лестница ненадежно вздрагивает от его движения.
— Как ты не успела? В эту команду пускают, скажем, шестидесятилетних.
— Дело не в том, что я была недостаточно хороша, — бормочу я.
— Мне сказали, что я не подхожу для команды.
— Чем ты не подходил? — говорит Ксандер. Он поворачивается обратно к своим войлочным звездам. На одной из ступенек под ним по-прежнему огромный стек.
— Возможно, я случайно разбила нос капитану.
— Случайно?
— Он врезался лицом в доски…
Я даже отсюда вижу, как поднимается бровь Ксандера.
Я прячу лицо в ладони.
— Мне нужна была шайба!
— Знаешь, — говорит Ксандер, — женский хоккей традиционно бесконтактный.
Он наполовину свисает с лестницы, когда тянется, чтобы поставить звезду.
— Но я никогда не играла в женский хоккей!
В нашем маленьком городке была только одна хоккейная лига, и им было все равно, что я девушка, хоть я и была одна. Ксандер и я играли в одной команде с тех пор, как начали кататься.
Думаю, я всегда знала, что если хочу играть в профессиональный хоккей, то в конце концов мне придется присоединиться к женской команде… но для меня никогда не имело значения, на каком уровне я играю, пока я могу играть, пока у меня есть команда, пока мне бросали вызов (но все же лучшая).
Я прокручиваю это в миллионный раз в своей голове. Я была лучшей на этом испытании. Ксандер был в лучшем случае посредственным. Я знаю, что тренер имел в виду меня. Он просто не хотел девушку в команде.
Мои руки сжимаются в кулаки на коленях. Это нечестно. В лиге нет правил против девушек! Тренер Забински - просто сексист-неудачник, которому пригрозили, что девочка может переиграть всех этих мальчиков.
Ксандер вздыхает, и это эхом разносится по всему залу, как будто четыре других разочарованных брата выражают свое неодобрение вместе со мной.
— Ты должна постараться быть счастливой, Элис, — говорит он.
Он поднимается на ступеньку выше по лестнице и тянется вверх, чтобы разместить украшения.