«Благодарю, Господи, за милость Твою, за то, что уберег от хищных зверей», — первое, что прошептал молодой монах, продвигаясь к городской площади.
Сейчас же среди густого пара, исходящего от обильно поливаемых камней площади, перед пришлым монахом возвышалось здание городской ратуши. Языки пламени многочисленных факелов отражались в чёрных оконных проемах готического силуэта строения, утопающего в сумраке ночи. Францисканец тщетно пытался отыскать малейшие признаки жизни вокруг и внутри ратуши, как вдруг от силуэта здания отделилась остроконечная фигура. Это был не кто иной как почтенный монах по виду доминиканец в остроконечном капюшоне, покрывающем голову и половину лица. Доминиканец молча указал следовать за ним. Чем ближе религиозные братья подходили к городской ратуше, тем отчётливее виднелась тонкая полоска слабого света, пробивающаяся сквозь узкую щель неприметной двери.
Тяжёлый скрежет закрываемой двери прервал щелчок массивного засова. Гулкие шаги, отзываясь эхом, уходили вглубь винтажной лестницы. Молодой монах-францисканец старался ступать как можно осторожней, словно боясь разбудить неведомых обитателей древнего подземелья. Песок предательски поскрипывал на отполированных ступенях, а гулкое эхо шагов только усиливалось. Чем ниже спускался молодой монах, тем тяжелее и зловоннее становился воздух. От недостатка кислорода начиналась кружиться голова, а от запаха гнили проявились первые признаки подступающей тошноты. Наконец, лестница уперлась в деревянную дверь, скрывающей боль и ужас происходившего за ней.
Поток зловонного воздуха со свистом ударил в грудь молодого монаха, а вместе с ним вырвались десятки нечленораздельных голосов и стонов вопрошавших людей. По обеим сторонам длинного коридора сквозь решетки камер торчали искалеченные гниющие руки обитателей подземелья. В каждом взгляде стариков, мужчин, женщин и детей францисканец ловил зов о помощи и спасении. Не в силах себя сдерживать молодой монах, скрестив руки на груди и опустив голову, проскочил тюремный коридор, камеры пыток, пустые и захламлённые помещения. Вжавшись как можно глубже в свое монашеское одеяние и накинутый капюшон, он бежал, взывая к Господу, пока не оказался в небольшом зале полном свечей.
Зал больше напоминал просторную братскую келью, вырезанную в гранитном камне. Невысокий потолок, большие и малые правильной геометрической формы ниши, тесные ряды монашеских капюшонов по периметру создавали атмосферу таинства собрания монашеского ордена. Время вечерней молитвы уже прошло. Плотные ряды монахов образовали некий полукруг, в центре которого у дальней стены зала за массивным залитым воском столом восседал почтенный отец Конрад.
Собравшиеся братья застыли в ожидании, пока в келью не ввели юную девушку на вид около 16-ти лет. Сердце монаха-францисканца дрогнуло. Она вошла лёгкой танцующей походкой в сопровождении двух крепких монахов-доминиканцев. Она шла не торопясь, внимательно осматривая помещение небольшого зала. На мгновение молодому монаху показалось, что эта юная особа как будто не понимает и не замечает важность происходящего вокруг, не замечает без малого двух десятком монахов, не замечает сурового лица старика за столом. Она явно оказалась здесь впервые, её чистый непорочный взгляд скользил по стенам и потолку просторной кельи, цепляясь за выступы ниш, плавно огибая остроконечные капюшоны монахов.
Понимая всю ответственность своего послушания и важность происходящего вокруг, монах-францисканец никак не мог представить, что среди увиденного и пережитого только за одну эту ночь ему суждено стать участником процесса над этим юным наивным созданием.
Остановившись напротив залитого воском стола, девушка как будто не замечала отца Конрада. Её взгляд, словно в поисках паутинки, был устремлен в правый верхний уголок кельи.
«Дитя моё, я выслушаю тебя сегодня от имени святой инквизиции…» — произнес скрипучим голосом отец Конрад. Девушка испуганно опустила свой взгляд и слегка склонила голову.
«Боже, сверши суд праведный над дитём Своим… Прошу, прояви милость…» — прошептал монах-францисканец в надежде на милость Божью и мудрость отца Конрада.
Допрос продолжался не более получаса. Для большинства собравшихся он не представлял ни малейшего интереса, насколько об этом мог судить молодой монах по реакции окружавших его капюшонов. Для безмолвных участников допроса это был всего лишь суд над одиноко стоящей перед столом девушкой с русыми до пояса волосами, один из многочисленных и однообразных процессов.