Она снимает с него пальто, он не сопротивляется. Взяв его за руку, она приводит его обратно на кухню. Он послушно садится, но молчит. Наверно, чувствует себя задетым.
Превратившись в милую девчушку, Хлоя делает ему новый кофе.
– Прости меня, – повторяет она, – думаю, мне неприятно говорить об этом, потому что… Потому что мне стыдно так реагировать, всего бояться. Видеть повсюду этого типа.
– От стыда никакого толка не будет. А вот поговорить, напротив…
– И речи быть не может, – прерывает его Хлоя, не повышая голоса. – Я возьму себя в руки, все пройдет.
Она целует его, он тает, как снег под солнцем.
– Голова больше не болит? – интересуется он.
– Нет. Только синяк на плече. Ничего серьезного.
Она убирает со стола, он не сводит с нее глаз.
– А ты приняла таблетки? – внезапно спрашивает он.
– Нет, забыла…
Хлоя открывает ящик над раковиной, достает флакон с желатиновыми капсулами, глотает две, запивая большим стаканом воды.
– А что это за лекарство, которое ты пьешь каждое утро?
Он впервые задает ей вопрос. В легком затруднении Хлоя пожимает плечами:
– Небольшие проблемы с сердцем, ничего серьезного. Это для профилактики.
– Ничего серьезного, уверена?
Она склоняется к его лицу, шепчет:
– У меня ведь каменное сердце, не забывай.
Бертран улыбается:
– Я геолог, дорогая. Не забывай. Исследование скал – моя профессия. От самых хрупких до самых твердых – ни одна передо мной не устоит.
Держа в руке стаканчик остывшего кофе, Гомес открыл дверь в кабинет своей бригады.
– Здравствуйте, шеф! – бросил Лаваль.
– А тебе разве не положено дрыхнуть сегодня утром?
– Положено, но мне так вас не хватало. Я не смог устоять перед желанием оказаться к вам поближе.
Гомес спрятал улыбку, приканчивая свое мерзкое пойло.
– Где остальные?
– В соседнем баре, наверное, – ответил Лаваль.
– У тебя пять минут, чтобы привести их сюда.
– Я не муди.
– Ты не кто?!
– Не пастушья собака.
– Однако иногда, когда ты на меня смотришь, впечатление у меня именно такое, – не остался в долгу Гомес.
– Это потому, что в моем взгляде светится все восхищение, которое я к вам испытываю, шеф.
– Кончай свои клоунские штучки и приведи сюда эту банду олухов, которую мне втюхали вместо команды.
Ровно в тот момент, когда Гомес заканчивал свою тираду, в помещение вошли трое мужчин.
– Привет, патрон. Банда олухов по вашему приказанию явилась!
Они пожали друг другу руки, капитан Вийяр первым.
– Ну, – начал Вийяр, – похоже, ты поимел сегодня ночью группу из девяносто первой бригады?
– Я всего лишь провел бесплатный урок пилотажа, – ответил Гомес. – Зато они теперь могут не ходить на стажировку по скоростному вождению! И хватит об этом.
– Во всяком случае, в конторе с утра только об этом и говорят! – донес до него текущую информацию Вийяр.
– Правда? Я наконец понял, почему в домах больше нет консьержей: они все перебрались сюда… Может, все-таки возьмемся за работу?
Пардье не дал себе труда постучать, прежде чем зайти в кабинет. Филипп Мартен поднял нос от своих папок и улыбнулся президенту.
– Мне надо с вами поговорить, Филипп.
Старик тщательно прикрыл за собой дверь, прежде чем усесться напротив своего сотрудника.
– Я хотел бы знать, что вы думаете о Хлое, – сразу перешел он к делу.
Мартен был удивлен и не сумел этого скрыть.
– В каком смысле? – спросил он, чтобы выиграть время.
– Во всех смыслах.
Филипп машинально расслабил узел галстука. Пардье внимательно оглядел его своими маленькими насмешливыми глазками. На лице, разрушенном течением лет, молодые, почти детские глаза. Взгляд, никогда не менявшийся в зависимости от настроения. Невычислимый.
Мартен наконец решился:
– Она умная девушка и очень талантливая.
– А еще?
– Она труженица, никогда не жалеет своего времени.
– Выкладывайте, Филипп! – велел Пардье с легким смешком.
Мартен поудобнее устроился в кресле.
– Лучше скажите мне, что вы желаете услышать!
– Какое чувство, настоящее чувство вызывает у вас мадемуазель Хлоя. Что вы действительно о ней думаете, без околичностей.
– Я восхищаюсь ею, – признался Мартен. – Она одарена, у нее богатое воображение. У нее всегда наготове решение, меткое замечание. Она блистательна. Она никогда не сдается. Мне редко встречались люди с такой силой воли.
– Продолжайте, – подбодрил Пардье.
Мартен заколебался, по-прежнему не зная, к чему клонит Старик.
– Я восхищаюсь ею, да, – повторил он. – Но… не хотел бы я быть на ее месте, потому что она наверняка испытывает мучительные ощущения.