– Что за игры ты затеяла?
– Я вышла из возраста игр.
– Я тоже. Поэтому прекрати.
Он отпускает ее, снимает пальто, швыряет его на диван.
– Можешь не располагаться, – бросает она. – Потому что здесь ты спать не будешь.
Он обхватывает ее за плечи, притискивает к стене. Она наконец-то замечает, что у него лицо, которое ей незнакомо. И пугающий взгляд.
Но она немного опоздала.
Ее уносит на несколько лет назад. Когда мужчина терроризировал ее. Когда она жила с врагом, с убийцей.
Она пытается оттолкнуть его, он снова прижимает ее к стене.
– Прекрати немедленно… Или я вызову копов!
Он начинает смеяться. И этот смех тоже ей незнаком. Она содрогается, пытается унять бешено забившееся сердце.
– Послушай, Хлоя, ты же рада, что я приехал, потому что умираешь от страха.
– Ты бредишь.
– Я? Нет… Ты счастлива меня видеть, но изо всех сил пытаешься этого не показать. Ты слишком гордая.
Он прижимается к ней, держа в объятиях, которых она не выбирала. Однако она чувствует, что было бы опасно снова его отталкивать.
– Ты что думаешь? – шепчет он. – Что я буду умолять тебя позволить мне остаться здесь на ночь?
– Тогда зачем ты приехал?
– Чтобы посмотреть, все ли у тебя в порядке, я же сказал.
– Посмотрел? Теперь можешь убираться.
– Не говори со мной так. Никогда не говори со мной так.
– Говорю как хочу.
Он отрицательно качает головой. Она медленно задыхается.
– Вон из моего дома! Катись!
Она переходит на крик – верный признак, что страх заставил ее потерять контроль.
– Знаешь, – добавляет Бертран, – я тебе не верный мопс. И не ручная собачка, и не сторожевой пес. Тебе и правда не помешало бы научиться проявлять внимание и уважение к другим… Ко мне, в частности.
Он запустил руку ей под юбку, ее охватывает жаркая волна.
– Я не хочу, – говорит она, понижая тон.
– Хочешь… Ты боишься остаться одна, потому что тебе страшно, и ты хотела бы, чтобы я остался, только не желаешь этого признавать. Ну же, давай, скажи!
Она протягивает левую руку, хватает стакан, где остался практически один лед, и выплескивает ему прямо в лицо. Он отступает, утирается. Они испепеляют друг друга взглядом в не предвещающем ничего доброго молчании.
– Хочешь ударить меня? – бросает она вызов. – Давай.
– Ты меня с кем-то путаешь, Хло. Наверняка с твоим бывшим.
Ее лицо покрывается трупной бледностью; Бертран улыбается, довольный произведенным эффектом.
– Ну да, я в курсе, сама видишь…
Кароль, разумеется. Которая не знает, что такое умение хранить чужие секреты. Она мне за это заплатит.
– Я не такой недоумок, как он, – добавляет Бертран, подбирая свое пальто. – Ты же не думаешь, что я загремлю из-за тебя в тюрьму?
Он неторопливо направляется к выходу.
– Если сегодня ночью услышишь шум, не трудись мне звонить. Или если электричество отключится. Думаю, я буду занят. Доброй ночи, Хлоя.
Когда хлопает дверь, она вздрагивает. Ее губы начинают дрожать, она сползает по стене, пока не оказывается на полу.
– Сволочь!
Мне тебя уже не хватает. И все равно я ни о чем не жалею.
Гомес валяется на диване с книгой в руке. Один из редких романов Чандлера[8], который он еще не читал.
Сегодня вечером никаких засад. В сущности, торопиться ему некуда. Вернется туда в другой день, в другую ночь. Рано или поздно доберется до Башкима. Этого первостатейного мерзавца, грязной твари, которую следовало бы пропустить через дробилку в мусоровозе. Он бы с удовольствием всадил ему пару пуль в сердце, но это означало бы сделать подарок, которого тот не заслуживает. Тюрьма куда лучше. Тем более что этот тип точно получит пожизненное. Если не случится что-то непредвиденное. Вроде одной из судейских крыс, которые сводят на нет месяцы работы.
– Алекс!
Гомес кладет книгу на низенький столик и слезает с дивана.
– Иду, – отвечает он, направляясь в глубину квартиры.
Он заходит в самую дальнюю комнату, зажигает свет.
– Что с тобой, дорогая?
Женщина на постели, превращенной в медицинскую кровать, смотрит в потолок. У нее настолько опустошенное лицо, что невозможно определить ее возраст. Она чудовищно худа, вокруг глаз темные фиолетовые тени, а сами глаза непомерно запали в орбиты.
Она ужасна. И в то же время красива.
Особая волнующая красота.
Красота тех, кто страдает.
– Почему ты не спишь? – мягко спрашивает Александр.
– Мне больно.
Он садится в кресло рядом с ней. Можно подумать, они в больничной палате. Бортик вдоль кровати, консоль, капельницы. Вот уже шесть лет, как квартира превратилась в больницу.
8