— Как Ной относится к тому, чтобы работать там?
— Если кто-нибудь спрашивает, он заявляет, что это стажировка. И, поскольку он планирует однажды стать адвокатом, это пропишется в его резюме и, как всегда, всё сработает ему на пользу, — он пожал плечами. — Но, конечно, Пейдж от этого только весело. Она называет его своим «кофе-мальчиком», и он это ненавидит, — он ухмыльнулся.
— Держу пари, так оно и есть.
Фэллон прочистила горло.
— Итак, эм, эти шоты сами себя не выпьют.
Я повернулась к ней.
— Прости. Я отвлеклась.
Она подняла шот.
— Нам нужен тост.
— Хорошо, за что? — спросила я.
— Хм-м, — она постучала по подбородку.
— Как насчёт друзей, — предложил Мейсон, глядя на меня.
Я улыбнулась, кивая.
— Мне нравится.
— И прощение, — добавил Райдер.
— И счастье, — прошептала я.
Фэллон повертела жидкостью в стаканчике.
— Прямо какой-то огромный грёбанный праздник любви. Ладно, за друзей, прощение и обретение счастья.
— Ты тоже должна что-нибудь добавить, — сказала я.
Она вздохнула.
Я оглядела её, заметив, как на мгновение затуманился её взгляд.
Она чуть-чуть сгорбилась, но потом резко выпрямилась, поднимая стакан.
— За то, чтобы больше не было дерьма.
— За это я выпью, — Мейсон поднял свою рюмку.
— Думаю, за это выпьем мы все, — добавил Райдер, вскидывая и свой шот.
Мы чокнулись, залпом выпивая бледно-жёлтую жидкость. Райдер выбрал что-то сладкое и не слишком крепкое для моего же блага, но всё равно обжигающее.
Райдер повернулся ко мне.
— Я собираюсь позвонить парню, делающему татуировки, чтобы записаться и подкинуть ему ещё работки — если ты ещё заинтересована в том, чтобы вытатуировать себе того котёнка, сейчас у тебя есть шанс, — усмехнулся он.
Его усмешка было до безобразия сексуальной, и мои потуги притвориться хмурой оказались безуспешны.
— Ты всё ещё думаешь, что я этого не сделаю. Ну, к твоему сведению, я бы с удовольствием поехала с тобой. Запиши и меня.
— Серьёзно?
— Да. Я тоже хочу. Надеюсь, ты будешь не слишком разочарован тем, что я набью не котёнка. У меня на уме кое-что другое.
— Единорог?
— Пегас.
— Идеально, — посмеялся он. — Ладно. Я расскажу ему о твоих предпочтениях, но если мы приедем туда, и ты передумаешь или будешь не готова, то давления не будет. Я не хочу толкать тебя на что-то неотвратимое.
— Может, мне нравится сама мысль о неотвратимости.
Райдер откинулся назад. Кольцо, украшающее губу, исчезло у него во рту, пока он изучал меня. Медленная улыбка растянулась на его лице, и он наклонился ко мне.
От тепла его рта на моей шее вниз по спине промчался холодок. Его губы задели кожу, когда он придвинулся к моему уху.
— Если речь о тебе, — шепнул мне, — мне очень нравится мысль о неотвратимости.
Эпилог.
— О чём ты думаешь? — Бринли наклонилась в бок, рубашка собралась под её рукой, натянувшись вокруг груди.
Мой палец слегка коснулся её рёбер, останавливаясь прямо под недавно окрашенной кожей.
Дэн, мой татуировщик, как обычно проделал отличную работу, но я всё равно ненавидел то, как морщилась и краснела её кожа, воспаляясь от неумолимого укола иглы. Она не жаловалась. Я был впечатлён её выдержкой. Пусть я и не понимал почему — она более чем доказала свою стойкость.
Крохотная татуировка напоминала символ бесконечности с пересекающей его по спирали цифрой три. Она знаменовала новые начинания. Красивая. Идеальная.
Как она.
— Я люблю её, пусть это и не котёнок.
Смех сорвался с её губ, унося с собой моё сердце. Эта девушка так мной вертела, что это почти смущало. Но, если говорить начистоту, я не возражал. Мне нравилось быть связанным с ней. Я её любил.
— Дай посмотреть твою, — она запустила руки мне под футболку и подтянула её к груди.
Провела ногтем по недавно наложенной повязке, осторожно оттягивая её. Одного её прикосновения хватало, чтобы лишить меня разума. И она это знала. Мы стояли у входа в салон, но это был полдень среды — салон пустовал, если не считать горстки художников. Жаль, что мы не одни.
— Мне нравится, — я запрокинул её подбородок, улыбаясь. Свет, проходящий через укрытое фильтром окно, освещал кропление веснушек на её носу. Все семнадцать. — О чём ты думаешь? — спросила она.
Я опустил взгляд на переделанную татуировку. Новая чёрная птица представляла собой мою неудачу, но после добавления нескольких деталей — спасибо Дэну — теперь это был воробей. Моя Бринли-птичка. То, что я когда-то носил, как напоминание о боли, теперь стало моим символом свободы. Кто-то говорит, что воробьи символизируют ещё и истинную любовь. Для меня она всегда будет олицетворять собой девушку, которая, благодаря небольшой игре в шанс, ворвалась в мою жизнь и вытатуировала себя в моей душе.