Шампанское постепенно кончалось. Народ понемногу теплел. Грани стирались, беседа текла живее. Малышня совершенно не собиралась покидать бассейн, и кто-либо из взрослых периодически выгонял их всех оттуда, загоняя в парилку. Если уж кому и суждено было испытать на себе максимальное количество "контрастных ванн", так это были именно малыши: прогревшись в очередной раз, они втихомолку, тайком, почти ползком пробирались к бассейну, чтобы в очередной раз плюхнуться в воду. Спустя четверть часа, в очередной раз заслышав дрожь в голосах расшумевшихся не в меру и перекрикивающихся в бассейне малышей, снова вставал кто-либо из взрослых, и, вздохнув, отправлялся выполнять полицейские функции. Малышня, цокотя зубами и дрожа посиневшими губами, нехотя подчинялась.
Раз решился выполнить такую функцию и я. Всё прошло нормально, за исключением того, что… Ирен, тихо подойдя сзади, спросила:
– Ты… любишь детей?
– Не знаю…- Озадаченно ответил я.- Нет, я и вправду не знаю…- Добавил я, оборачиваясь.
– Любишь…- Улыбаясь, констатировала Ирен.- Просто, может, не хочешь… даже сам себе в этом признаться… Ты бы не сделал сейчас того, что сделал… или сделал бы это совсем не так… если бы они были тебе… ну, хотя бы… безразличны…- Мягко, почти ласково улыбнувшись, тихо удалилась она.
От нечего делать я начал слоняться по бане, обследуя периферийные помещения. Комнат было много. Слева от мокрой парилки я обнаружил… Чудесный будуар. Место, как нельзя лучше приспособленное для чувственных удовольствий… На широкой мягкой постели кувыркалась… и подпрыгивала, как на батуте, детвора, явно не задумывающаяся об истинном назначении этого места.
Дальше следовала массажная – длинный мягкий стол, накрытый простынёй, на котором Джакус усиленно мял Лидочку… Ни слова не говоря, я вышел. Дальше следовала комната для загорания – кварцевые лампы под потолком, лежаки внизу и добрая дюжина чёрных очков выдавали её назначение… Затем я почему-то вернулся в "мокрую" парилку – захотелось опробовать и её? Может быть… Там я оказался не один. Инга что-то обсуждала с Бореном и хлеставшими его ошпаренными, которые, казалось, дорвавшись, наконец, до него, пытались отвести душу. Следом за мной появились Джакус с Лидочкой – домял, видимо… За ними выстроились в очередь Карой с Ами.
– Живей, живей… не выхолаживайте…- Поторопил процессию один из хлеставших.
Магнат, покрякивая от удовольствия, мирно беседовал на тему принципов оплаты медицинских услуг, вспоминая добрые старые времена, когда Соны принудительно отбирали часть дохода предприятий, направляя её на медицину, которая для всего населения была, таким образом, "бесплатной".
– Эти умники не учли всего лишь несколько деталей, которые завалили их идеи о бесплатном образовании и бесплатной медицине…- когда я вошёл, переворачиваясь, толковал он.- Первый их мощный прокол был в том, что они никак не учли материальной заинтересованности врача или педагога в том, чтобы работать лучше… А второй состоял в том, что они начисто игнорировали рыночные механизмы воздействия на качество, лишив человека права выбирать врача или педагога. Если бы эти кретины сумели платить врачу… ну, хотя бы по количеству обслуживаемых им больных при добровольном выборе больным врача – это было бы уже заметно лучше… А так – сегодня врач превратился в мздоимца, вынужденного принимать наличные деньги. Это не воспитывает… Это – искушает… Тут надо понять, в чём наша задача: иметь возможность пользоваться услугами нормальных врачей – или же искушать их алчью, ставя в такие условия, когда больше имеет не тот, кто действительно заботится о здоровье пациентов, а тот, кто "лучше" умеет себя с ними вести…
– Во всём мире… испокон веков… Врачи берут наличные деньги… И этим живут…- Почему-то пожал плечами я.- И – берут, чаще всего, за визит, а не за результат…
– Что и плохо!- Уверенно сказал Борен.
Инга недоумённо поглядела на меня и твёрдо произнесла:
– Это есть просто безобразие. То есть – в принципе, по большому счёту, мне лично нет особой разницы, как работать. Меня проблемы алчи или иные комплексы не шибко гнетут – я вполне могу брать наличные, сколько дадут – и быть этим довольной. Хотя – не могу сказать, что мне это приятно. Да и – чего скрывать – нередко приходится сортировать очередь по деньгам – а это неприятно вдвойне. С моральной точки зрения, по крайней мере… Неприятны бывают и случаи, когда дело делать надо, и срочно, а у клиента денег нет. То есть – просто совсем нет. Для неотложки это – большая проблема.
– А для Вас?- Поинтересовался я.
– Ну, у меня это бывает редко: на косметолога люди обычно деньги находят. Если нуждаются в нём.- Ухмыльнулась Инга.
– А Джакус?
– Ну, у Джакуса ничего по моей, собственно, специализации и не было – ну, свернули ему нос на бок – с кем не бывает…- Невинно передёрнула плечиками хирургиня, подмигнув порозовевшей от смущения Лидочке.- Пришлось подправить. На всё, про всё – часа два времени. Включая рентгенографию. Одна скоба у него стоит, да и то – на всякий случай; а кожных-то повреждений вообще не было… Вот у Кароя было поинтереснее…- Она вопросительно взглянула на него, как бы испрашивая разрешения на болтливость. Смуглянка сидел совершенно индифферентно, будто его это и не касалось.- Там была местами начисто снесена кожа и повреждены кости черепа.- Продолжила поощряемая его нейтральной реакцией Инга.- Про нос я вообще молчу – то, что там было, трудно было назвать носом…- Инга хмыкнула, издали невольно любуясь результатом своего труда.- Это была уже моя работа… Только к утру и закончила. Ребята меня тогда обозвали "художником-реставратором". Долго спрашивали, где меня учили выпиливать резные украшения лобзиком… Скалозубы… Вот этому мальчику я бы в жизни не разрешила на третий день маску снять.- Жёстко ухмыльнулась она.- А у медвежонка – так, мелкая бытовая травма…- Инга пожала плечами, как бы подчёркивая незначительность Джакусовой беды.
– Но платить-то за это всё, тем не менее, надо?
– Редакция заплатила.- Подал голос Карой.- По доброте душевной. Как за производственную травму при встрече иностранных гостей.- Добавил он с совершенно удручённым видом. Все рассмеялись: история Джакусового носа явно распространялась быстрее его самого и наверняка была всем известна ещё до его появления здесь.
– И это – норма?- Хмыкнул Борен.
– Да бред это…- Вздохнула Инга.- За послесоновский период медицину у нас снова превратили в большой базар… Обследовав больного, врач должен думать не о том, как его лечить, а о том, сколько это будет стоить… И как эти деньги с больного получить… И где и как их можно взять, если у больного таких денег нет… Только, уж извините – это уже не врач. Врач должен лечить. А это – коммерсант, зарабатывающий на нездоровье пациентов. Казалось бы – бредятина, но ему действительно просто-напросто выгодно,- Инга почти по слогам произнесла последнее слово,- понимаете – ему выгодно, чтобы его пациенты никогда не выздоравливали. Ему не выгодно здоровье нации – тогда он останется без работы. Помните старый, ещё досоновский анекдот? О том, как сын, едва выучившись, пришёл домой и хвастается отцу:
– Папа, я вылечил того старика-ювелира, которого ты не мог вылечить целых двадцать пять лет!
– А ведь этот старик оплатил не только твоё обучение, сынок…- С укоризненным вздохом отвечает старый врач.
…Смех присутствующих означал, что анекдот был для многих в новинку. Инга грустно оглядела смеющихся и резюмировала:
– Над чем смеётесь, господа? Над своей жизнью и смертью смеётесь… Это было бы действительно смешно, когда бы не было так грустно… Соны сделали много ошибок – прежде всего, они ошибочно считали толпу восторженными бессребрениками… Или – хотели её таковой сделать, истребив всех остальных… Но Соны умели мечтать… И понимали, без чего средневековую развалину не поднимешь из грязи… И они сделали бесплатное образование и бесплатную медицинскую помощь. Это был невиданный шаг вперёд по сравнению со всем миром. Если бы не их имперские замашки на мировое господство – страна бы жила и процветала… Но им мало было страны – им был нужен весь мир.
– Жадность фраера сгубила…- Безнадёжно махнул рукой Борен.
– Примерно…- Улыбнулась Инга.