– И скоро всё снова станет на свои места?- Абар кивнул:
– Разумеется. Если только мы не успеем к тому времени поднять… уровень знаний и сообразительности… хотя бы большей части народа… на такую высоту, что… Короче – любая система власти есть соревнование – в силе, выносливости, хитрости, уме – тех, кто правит, и тех, кем правят. Кто победит? Да тот, кто сильнее, умнее, хитрее… и так далее. Алл сделал своё дело – по крайней мере, в этой области. Теперь… Всё зависит от системы образования… Успеет ли?
– Боюсь, что нет.- Покачав головой, вдруг неожиданно серьёзно сказал Алозан. Признаться, в тот момент меня поразила перемена, произошедшая вдруг в этом человеке – перемена, слишком очевидная даже за тот период, в течение которого я его знал: он стал как-то ответственнее, что ли… Складывалось такое впечатление, что весь его прошлый демонстративный цинизм был, по сути, простой бравадой – как бы вызовом обществу, поголовно грешащему цинизмом скрытым.- Видите ли… Дерьмо наверняка сумеет адаптироваться быстрее, чем вырастут те, кого воспитает ваша система образования. А потому… даже в случае её безошибочности… результат всё равно запоздает.- Абар кивнул: Верно, мол. Согласен.
– И какой же Вы видите выход?- Подняв внимательный взгляд на писаку, известного своей беспардонностью, спросил он. Тот, сначала, видимо, собравшись ответить нечто вроде "А никакого. Выходы искать – не наше, а ваше дело", вдруг, встретившись с этим взглядом президента, смутился, и, потупя взор, выдохнул, вздохнув:
– Нам надо пахать, мужики. Нам. Особенно – телевизионщикам. Ибо именно мы и можем… и должны… заполнить эту паузу… какими-нибудь клоунскими репризами… чтоб зрители не разбежались.
– Умница.- Как-то особенно добродушно похвалил зардевшегося от такой неожиданности Алозана президент.- Прекрасно вы всё понимаете, ребята,- вздохнул, уже обращаясь ко всем нам, он.- Когда думать хотите и пытаетесь… Когда озабочены общей идеей, а не мыслями о хлебе насущном…
– Ну, покушать-то тоже иной раз не помешает…- Заметил Джакус.- Теперь, когда мы немножко накушались – так можно и об общей идее малость помыслить да потолковать… Мы ж не опорось у корыта, которая, нажравшись, либо спит, похрюкивая от удовольствия, либо корыто переворачивает, радостно визжа – мы ж homo, извиняюсь, sapiens'ы… И, как только брюхо набьём – так сразу мысли в голову и лезут. Всякие такие… разные…
– Вот именно: у всех – разные…- хмыкнул президент.
– Так ведь и homы-то – тоже разные…- резонно заметил Muzzy.- И, потом – говорят, что homы эти и различаются, прежде всего, тем, об чём они хлопотать начинают. После того, как брюха понабивают…
– Согласен…- Расхохотался Абар. И мне показалось, что в этой его непринуждённой весёлости, в этих, сверкающих в его глазах, искорках, проявилось нечто большее, чем просто радость от удачной шутки бородача. Может, это была радость лидера от понимания его идей, деяний, помыслов (замыслов) – соратниками – или, даже, пусть – случайными попутчиками, которыми мы, быть может, являлись? Кто знает…
Как я уже говорил, этой весной Аллен начал ввод в действие – пока частями – подсистемы прозрачной связи. Она охватывала пока лишь пункты общего доступа в городах да подключения крупных предприятий и полицейских участков; подсистема голосования, подсистема платежей по идентификационным карточкам да несколько шлюзов в обычную городскую телефонную сеть. Началось всё с того, что в стране была объявлена необходимость получения каждым идентификационной карточки. Карточка должна была иметь номер и, кроме того, ей можно было присвоить ещё и уникальное имя – примерно, как у нас автомобилю (ункарские автомобили имеют только номера – имена им присваивать считают тут незаконным). Всякий, кто хочет, чтобы на карточку было нанесено её персональное имя – должен сообщить об этом, заказав карточку с именем. Это можно было сделать в пунктах получения карточек – там, где раньше выдавали паспорта. В принципе, подразумевалось, что карточка заменит паспорт – на ней прямо при изготовлении наносилась фотография владельца, на обороте указывались все его данные. С лицевой стороны, кроме фотографии, указывался номер и могло указываться уникальное имя карточки. Зачем оно было нужно – не знаю. Наверное, затем же, зачем нужно имя автомобилю: для ублажения психиатрических притязаний хозяина. Реально почти десятая часть населения, заказывая карточки, заказывали и уникальные имена для них. Имён быстро не хватило, и в ход пошли названия типа "Ассен321" или "сундук325". Всё это происходило, как я уже говорил, в полицейских подразделениях, которые раньше выдавали паспорта. Продумано это было неплохо – видимо, чувствовался столь культивируемый Аллом "системный подход": люди приходили в отделение полиции с паспортом, чтобы заказать карточку и, если хотят – имя к ней. Отделение было оснащено сканером и компьютером с доступом к системе – здесь подсистема прозрачной связи уже работала, осуществляя доступ этих машин к обрабатывающим центрам единой базы данных населения. Данные паспортов вводились в систему, при этом мимоходом происходила сверка их с картотекой – полиция надеялась попутно отловить правленые и просто фальшивые паспорта, что и происходило время от времени. Фотография в паспорте сканировалась, после чего вносилась в систему для последующего нанесения на карточку. Если владелец хотел заменить несимпатичную ему физиономию в паспорте, то сканировалась другая, принесённая им, фотография. Если он хотел присвоить карточке имя – он называл его. После чего заказ карточки считался оформленным и в течение недели-двух надо было ждать его выполнения.
Для изготовления карточек была построена небольшая поточная линия. Пользуясь титулом летописца, я побывал и там – интересно ведь… Весь цикл производства карточки мне, правда, не показали – более того, мне показалось, что персонал сам не владеет полностью технологиями её производства: всё, что касалось электроники, средств распознавания и защиты, создавалось автоматически в закрытом пространстве огромной машины, занимавшей полцеха. Видимой была лишь та часть процесса, когда электронная основа была уже залита пластиковым составом и на неё теперь наносились изображения – фото, имя, данные хозяина. Это была какая-то промышленная машина, напоминавшая автоматическую типографию. Данные для нанесения – Алл был верен себе – она брала непосредственно из системы. Она же регистрировала карточки в системе: в тот момент, когда на карточку наносились данные клиента, в систему поступала информация о том, на какую конкретно карточку они наносятся. Я спросил, нельзя ли будет стереть, заменить информацию на карточке. Пожилой усатый дядька, присматривающий за процессом, улыбнулся в ответ, как улыбается, бывает, дед, в ответ на наивный вопрос ребёнка, и показал разломанную надвое карточку: видимо, я был уже не первым, кто задал такой вопрос. В карточке был виден тонкий слой блестящей золотом электроники – примерно одна-две десятых миллиметра. С двух сторон до толщины в миллиметр карточку дополнял пластик… в который проникла краска на всю его толщину. Я поначалу обомлел, но, быстро взяв себя в руки, спросил:
– Если эта краска так легко проникает сквозь этот пластик, то, возможно, так же легко его можно будет перекрасить?- Дед улыбнулся ещё шире и сказал:
– Это – не пластик. Этот состав мы разработали лет 10 назад, когда проектировали эти карточки. И это не краска. Просто этот состав меняет свой цвет под воздействием внешних… ну, скажем… излучений. Хотя это и не совсем верно. После чего всё это проходит процедуру термического "закрепления", в процессе которой основа утрачивает свои свойства к цветоизменению – и всё: разноцветная картинка готова. Изменить её нельзя – разве что нанести новый слой. Но, разумеется, технология производства этой основы – госсекрет. Вы меня понимаете?- Он умудрился спросить меня совершенно серьёзно, но с блуждающей довольной улыбкой на лице – видимо, гордясь своим изобретением.
– Я так понимаю, что Вы – автор…- Он едва заметно кивнул.- Тогда… почему Вы здесь? Как мастер цеха, буквально?…- Я не знал, какие подобрать слова, чтобы выразить своё недоумение. Он расплылся в улыбке, избавив меня от необходимости подбирать слова дальше: